Логотип LiveLibbetaК основной версии

Рецензия на книгу

Король забавляется

Виктор Гюго

  • Аватар пользователя
    Аноним21 июня 2023 г.

    ֍ ШУТОВСКОЕ РЕМЕСЛО ТРИБУЛЕ, или КЛОКОЧУЩАЯ НЕНАВИСТЬ УРОДОВ ֍


    «В руках природы и людей
    Я становился все жесточе и подлей.
    Вот ужас: быть шутом! Вот ужас: быть уродом!»

    (Виктор Мари Гюго. «Король забавляется». Драма. 1832)
    «Я проклят стариком!»
    (Виктор Мари Гюго. «Король забавляется». Драма. 1832)

    Трибуле. Риголетто. Придворные шуты у трона короля. Трибуле – прототип Риголетто из одноимённой оперы Дж. Верди.

    Виктор Гюго в роли драматурга, на мой непрофессиональный взгляд, оказался не хуже прозаика. По крайней мере, драма «Король забавляется» (1832) заставила сердце учащённо забиться. Неожиданно …

    И пусть литературные критики отводят ей далеко не первое место среди драматических произведений Гюго.

    … Сначала я увидела шута в новом для себя ракурсе. Драматург тонко подмечает человеческие мотивы поведения: изъян тела, уродство отражаются в полной мере на душе, характере человека. Не зря же говорят: «Бог шельму метит». Он полон злобы: готов огрызаться и мстить, насмехаясь, над любым, лишённым внешних, телесных, уродств, человеком. Без разбору. Если он шут придворный, ему всё должно прощаться за свой «длинный» язык. Вроде, как компенсация за физическое уродство. Таково ремесло горбуна: зло шутить, высмеивать, насмехаться … И постепенно превращаться в злобную горгулью.

    А так уж и всё прощали шуту?.. И что в душе и за душой придворного шута Франциска I – Трибуле?

    «Всем людям на земле, мильонам тварей всех
    Позволено рыдать, когда им гадок смех.
    А мне запрещено! И с этой мордой злобной
    Я в теле скорчился, как в клетке неудобной.
    Противен самому себе до тошноты,
    Ревную к мощи их и к чарам красоты.»

    Виктор Гюго взывает не только к человечности: в шуте Трибуле увидеть человека. Не только почувствовать, что его физический изъян испортил характер горбуна. Но увидеть, что шута-урода формирует уродливое дворянство: Король и его двор.

    Откуда бы взяться острословию, цинизму, язвительности и откровенному глумлению над свитой Короля, если бы при дворе Франциска I всё было благополучно?

    Так ремесло шута трансформируется в ненависть. А сколько можно таскать всегда и повсюду в душе «Старуху Ненависть»?

    «И ярко наряжать в свой надоевший смех
    Старуху Ненависть!»

    В яркие, блестящие наряды облачён Король и вся его свита. Яркий смех. Яркие наряды. Вот оболочка циничной «Старухи Ненависти».

    И не только шуту такая ноша не под силу. Уязвлённое едкими шутками дворянство тоже ищет выход для своей ненависти: жестоко отомстить зарвавшемуся Трибуле. И даже неприкосновенность и вседозволенность придворного дурака – ничтожно хлипкая преграда между бесправным бедняком и кичливой знатью.

    Ненависть. Она правит всем при дворе Франциска I, обретая разные обличия: от ярости и гнева до скуки и безразличия. Любви и состраданию здесь не место.

    И, скорее всего, насолить шуту Короля – это всё равно, что уколоть самого монарха. А придворным было за что ему мстить. За поруганную женскую честь своих жён, дочерей, сестёр, ставших игрушками в руках развращённого монаршего красавчика-ловеласа. А ведь именно таким Франциска I и рисует Гюго.

    Любое действие рождает противодействие. Месть – порождение ненависти. Не она ли главный психологический лейтмотив пьесы? А разве месть чем-то не напоминает подлость? – Можно порассуждать …


    Если не брать во внимание историческую и политическую стороны пьесы (не очень-то легко!), сомневаясь в их справедливости, а рассматривать её с эмоциональной, психологической и узко направленной на судьбу одного человека – горбуна Трибуле (у него на самом деле был прототип при дворе Франциска I) точки зрения, то мы увидим трагическую историю, исполненную глубокого драматизма.

    Само ремесло шута, как называет его автор, – безнравственно по своей сути!

    Вот спусковой крючок для разыгравшейся трагедии.

    … Отдельно следует взглянуть на дочь Трибуле – 16-летнюю невинную девочку – Бланш. Сирота (без матери), укрытая от жадных похотливых взоров не только монарших особ, но мужчин вообще, она выросла хрупким, нежным цветком, обречённым быть растоптанным.

    Трагедия Бланш – это трагедия Трибуле. Можно ли было отцу сберечь дочь? – Создаётся впечатление неизбежности её трагического конца.

    А её невольная жертвенность выглядит какой-то увечной, противоестественной: уродливой. Ведь политического мотива: жизнь за корону здесь нет. Король же предстаёт ветреным и неисправимым подлецом и циником, якобы, труп которого в мешке пинает Трибуле.

    «Расти из кошки тигр! И из шута — палач!
    (Приподымается)
    А если бы еще он слышал, как я дерзок,
    Он, не могущий встать!

    (Снова наклоняется над мешком)
    Ты слышишь? Ты мне мерзок!»

    Не мудрено, что драму запрещали, а зрители ей рукоплескали. Больное общество: так и должно быть. Жалок Трибуле в своём уродливом возмездии. Жалок зритель, рукоплещущий Трибуле. Жалкой и нелепой выглядит сама попытка заткнуть рот поэту – Гюго.


    Предисловие Гюго к «Королю» лучше прочитать, как послесловие.

    «Трибуле ненавидит короля за то, что он король, вельмож — за то, что они вельможи, людей — за то, что не у всех у них горб на спине. Его единственное развлечение — беспрерывно сталкивать вельмож с королем, ломая более слабого о более сильного. Он развращает короля, портит его, разжигает в нем низменные чувства; он толкает его к тирании, к невежеству, к пороку; он натравливает его на все дворянские семьи, беспрестанно подстрекая к тому, чтобы соблазнить чью-нибудь жену, похитить чью-нибудь сестру, обесчестить чью-нибудь дочь. Король — лишь паяц в руках Трибуле, всемогущий паяц, разбивающий все жизни, а шут дергает его за ниточку.»
    (Из Предисловия «Король забавляется»)

    38
    387