Рецензия на книгу
Исповедь маски
Юкио Мисима
Аноним5 марта 2023 г.когда кто-то заканчивает свой путь "исповедью", а ты ею только начинаешь
Если бы я жил в Японии в 40-е-50-е годы, то единственный человек, с которым бы я хотел пообщаться, — это, конечно, Мисима!
«Моя боль сказала мне — “Ты — не человек. Тебя нельзя и близко подпускать к другим людям. Ты — грустное и ни на что не похожее животное“»«Исповедь маски», Юкио Мисима
Первая публикация: 1949 г.Экзистенциальный поток сознания как у Вирджинии Вулф, глубокий самоанализ и самокопание как в De Profundis («Тюремная исповедь») у Оскара Уайльда, простота слога, но в то же время витиеватость и японская лиричность, которые умело и профессионально передал замечательный перевод с японского Григория Чхартишвили (он же Борис Акунин)... 24-летний Кимитакэ Хираока (ставший известным потом как Юкио Мисима) пишет почти автобиографичный роман о своём взрослении, о первых проблесках осознания своего "Я", своей телесности, своей сексуальности, вообще о том, как он пытается из глубин сознания вызволить себя настоящего... Но приходится притворяться и надевать маску, с которой мы имеем дело в данном повествовании, разворачивающемся на фоне предвоенной (и потом уже военной) Японии 30-40-х годов ХХ века.
«Кроме того, моя игрушка поднимала голову каждый раз, когда я представлял себе смерть, кровь и мускулистое тело»Да, книга, несомненно, о человеке тонко чувствующем, живо откликающемся на окружающий мир и трепетно излагающем свои всевозможные порывы. Здесь Танатос переплетается с Эросом (привет дедушке Фрейду) — жажда крови и смерти тесно связаны в сознании героя с сексуальным влечением к эфебоподобным юношам с выпуклыми мышцами. Но здесь нет пошлости, нет откровенных сцен, фантазии читателя ну будут будоражить интимные сцены совокуплений, отнюдь. Мисима делает первый серьёзный шаг в своей писательской карьере, и вы словно погружаетесь в рефлексирующее сознание юноши, только начинающего понимать — что он такое есть, почему он такой и может ли латентный гомосексуализм быть неким образом "излечен".
«Если человеческая страсть обладает силой, позволяющей ей воспарять над многими несуразностями, то не способна ли она возвыситься и над собственной абсурдностью?»Ещё раз убеждаешься, что самое лучшее в написанном — написанное собственным сердцем, даже если это табуированное обществом или некими ценностями повествование, душевное излияние, выходящее за чьи-то рамки понимания. Это потом Мисима станет знаковым писателем второй половины ХХ века, продолжателем японского эстетизма и трижды номинантом на Нобелевскую премию, а сейчас перед нами хрупкая душа, говорящая с нами напрямую через только формирующийся писательский талант, впоследствии ставший именитым.
Чтение книги стало для меня очередным подтверждением мысли, что человек — это противоречивый клубок страстей, а любовь и влечение не имеют знака "плюс" или "минус", что понять себя весьма непросто, что для этого нужно пройти свой путь и прожить собственную маленькую или большую жизнь/трагедию.
«Целомудрие — разновидность эгоизма, в основе которого лежит всё то же физическое желание»Этот дебютный роман японского начинающего писателя интересно перекликается с другим японцем, который написал столь же откровенный текст в форме исповеди (но, увы, последний, завершающий его путь текст) . Я про недавно прочитанную «Исповедь „неполноценного“ человека», Осаму Дадзай, 1948.
«Любопытство не ведает этики. Возможно, это самая безнравственная из человеческих страстей»Важно сказать, что Мисима пишет не столько о пробуждении гомосексуальных влечений или гомоэротичных фантазиях. Для него такие ощущения (причём скорее намёки на них, чем глубокие описания) — повод обнаружить и показать глубокие внутренние противоречия и ту дистанцию, которая возникает межу человеком в маске и окружающей действительностью.
Одна из вершин японской литературы. Определённо читать (и потом возвращаться).
21572
