Рецензия на книгу

• 

  Аноним24 декабря 2013 г.

  Густое и зыбкое повествование на грани магического реализма; магический реализм на грани дурного сна. Это не кошмар, от которого просыпаешься резким толчком, а вязкий и тягучий морок, оплетающий паутиной — не разорвать. Такие сновидения — болезненные, горячечные — не отпускают до последнего, и вынырнуть из них не легче, чем по собственной воле покинуть обитель Озерной девы.

  В этой истории бесом одержимы все, каждый — своим, но судят только девочку с волосами цвета золота. Судят не из-за волос, не из-за укуса бешеной собаки с белым клеймом на лбу (такое же клеймо будет у ее любовника: деталь, навевающая мысли о книгах-сновидениях Павича) и даже не из-за свободной языческой души: просто ее бес выбивается из общего контекста, ее бес звучит как единственная чистая нота в оглушительной какофонии, и потому воспринимается остальными как фальшь.

  Маркес сам переплетает явь и сон, рассказывая об истоках своей истории, а дальше — принцип домино. Один образ тянет за собой второй, второй рифмуется с третьим... И вот уже границы мифологического пространства размываются, бледнеют, и миф окутывает своим туманом явь.
  Самая яркая рифма в этом пространстве-без-границ — образ другой рыжеволосой и обреченной.

  
  В своих мыслях я видел ее скелет, лишенный одежды, лишенный плоти, столь обнаженный и белый, каким никто никогда не бывает, висящий, будто марионетка, на кусте боярышника, привязанный к верхней ветке за золотисто-рыжие волосы. — Нил Гейман «Истина — пещера в Черных горах»

  
  В пространстве мифа нет времени: всё произошло давным давно, всё происходит прямо сейчас и не закончится никогда. Мифическая, магическая, мистическая реальность всегда имеет привкус смерти.
  Смерть в этом мифе — не более чем мелодичный перезвон виноградных ягод и окно, распахнутое в вечность.

  25

  115