Рецензия на книгу
Каспар Хаузер, или Леность сердца
Якоб Вассерман
Аноним29 октября 2022 г.Загадка своего времени
С первых строк романа сразу чувствуется, что он написан немцем и на немецком. Тяжеловатый официозный стиль первой части с вкраплениями сентиментальности во второй части сменяется на более лёгкий и живой. Доля сентиментальности только увеличивается, зато персонажи из Ансбаха на порядок человечнее своих схематичных нюрнбергских соседей. Человечней не в смысле гуманности, а в смысле, в них меньше картонности. С появлением английского лорда Вассерман вспоминает, что в книге надо бы появиться злодейскому злодею, и очерняет англичанина вовсю, не давая ему оправданий.
Одним летним днём 1828-го года на одной из площадей Нюрнберга появился юноша лет 16-17-ти на вид. Ноги его кровоточили в сапогах, а в кармане сюртука нашлось намеренно безграмотное письмо якобы от человека, у которого Каспар Хаузер прожил всё детство. Весь роман - это вереница, паноптикум благодетелей и воспитателей Каспара. Искренность и подлинную заботу я ощутила только от Анны, сестры учителя Даумера, от тюремщика Хилля, бесправного по своему происхождению, от деликатного молодого солдата, впоследствии дезертировавшего, и от пастора Фурмана. Только они старались не врать юноше, не манипулировать им и по другим вопросам выражаться искренней. Горожане и аристократы разделились на два лагеря: старавшихся подловить Каспара на мелочах скептиков и на любопытствующих, ждавших от социального Маугли чуда, но потом разочаровавшихся. Первые два пристанища Хаузера превратились в проходной двор: камера тюремной башни в цирк для черни и не гнушающейся зрелищ знати, а дом учителя Даумера в кунсткамеру с экспериментами на одном испытуемом, куда допускались лишь приглашённые. Никто не интересовался юношей как личностью. Автор увлёкся своим паноптикумом и тоже детально не описывал развитие Хаузера. Как-то вдруг почти мгновенно он научился читать и писать, особенностям его восприятия внимания тоже мало. Мышление Каспара почти мгновенно развивалось от мышления малыша через непонимание расстояния и количества вещества, через вопросы-почемучки (часто об абстрактных понятиях и религии), чаще всего остающиеся без ответа; через неловкие попытки соврать и посмотреть, что после этого будет;, через попытки врать ради уклонения от нелюбимых занятий, через мечты о путешествиях и роскошном дворце как сказке... Эх, роман без паноптикума, но полностью посвященный Хаузеру получился бы совсем другим, но в 1828-1833 годах в той германской земле наблюдателя подобного уровня не нашлось.
Конечно, Каспар не личность. Им крутили все, все зарабатывали на нём славу. Этакое реалити-шоу "За стеклом" продолжительностью в пять с половиной лет. Юноше нельзя было запирать свою комнату, вести личный дневник и никому его не показывать, иметь карманные деньги, гулять там, где и когда захочется (частично это объяснялось покушениями на него); запирать свои личные вещи в сундук или стол, не выходить к гостям, которых позвал не ты; не подчиняться издевательским командам зевак или якобы учёных; не идти в гости в разные светские салоны для демонстрации себя и др. Отговорки: "Я сплю" или "Я заболел" не принимаются. Да, и в комнату со спящим Хаузером заходил любой гость всех домов, где жил юноша, в том числе и женщины. Ах, да, от разных любопытных дамочек запираться тоже нельзя, и аргумент про переодевание или одежда для сна не считается. Дикарь типа стыда не может иметь.
До прочтения романа слышала подкаст с современным историком, принадлежащим к лагерю скептиков, поддерживавшим учителя Кванта. К концу романа недоверие Кванта к Хаузеру просто перешло все границы и достигло паталогии. Ну да, если рана не кровоточит, надо сгонять раненного в грудь юношу на место преступления пешком да с окриками "Побыстрее" и обратно. К английскому лорду историк был тоже благосклонен. В романе совсем не описаны поездки лорда с Хаузером по окрестностям, слушание диалектов и венгерского языка в надежде разбудить память юноши. В общем, загадка так и осталась загадкой, зато срез бюргерского немецкого общества и аристократии получился примечательный. Одни помирают от скуки, другие фигурально "вколачивают" в воспитанников свои надуманные принципы, третьи сковывают себя и окружающих мелочными правилами, не забывая пресмыкаться перед сильными мира сего. Благосклонность к гостю зависит от его происхождения.
Слушала роман в исполнении Ирины воробьёвой, но благодаря немецкому стилю книги ускоряла до двух раз и выше, что для меня много.26303