Рецензия на книгу

• 

  Аноним14 октября 2013 г.

  Это было самое прекрасное время, это было самое злосчастное время, — век мудрости, век безумия, дни веры, дни безверия, пора света, пора тьмы, весна надежд, стужа отчаяния, у нас было всё впереди, у нас впереди ничего не было, мы то витали в небесах, то вдруг обрушивались в преисподнюю…
  Чарльз Диккенс «Повесть о двух городах»

  
  Порой при чтении так называемых русских «антинигилистических романов», к которым относится и «Новь», возникает довольно нелепая мысль: а как изменилось бы изображение героев-революционеров, если бы писатели могли «заглянуть» (заглянуть так, чтобы поверить) в 1917 год? Ирония заключается в том, что, думается, не изменилось бы никак… Для этого пришлось бы «показать» и 1918-ый, и 1922-ой, затем 1937-ой и так далее. История не терпит сослагательного наклонения, но что было бы с Россией, случись революция в 70-ые годы XIX века?

  Тургенев задумал свой политический роман в 1870 году, намереваясь создать особенный образ русского революционера - «романтика реализма», - но само написание книги растянулось на долгие 8 лет. За это время (после спровоцировавшей или вдохновившей роман «нечаевщины») возникла и исчезла Парижская коммуна, появился второй состав «Земли и воли», выросла популярность народничества и в то же время наметился подъём терроризма в русском революционном движении… Но как не удивительно, роман Тургенева вовсе не об этом, он даже не достаточно тенденциозен в отличие от «Бесов» Достоевского (а сравнение именно с этим произведением неизбежно): слово «революция» упоминается здесь вскользь, какие идеи занимают умы героев и вовсе не указано, есть только некое «общее дело»…

  Главный герой романа хоть и наделён фамилией и биографией, недвусмысленно напоминающими «нечаянного» «главного» террориста, но совсем не революционер. Более того, для романа 1877 года он - герой довольно устаревший: меланхолик, русский Вертер, от романтика в нём гораздо больше, чем от реалиста… «Во мне сидят два человека – и один не даёт жить другому» сокрушается Нежданов, не правда ли, очень напоминает Печорина: «во мне два человека: один живёт в полном смысле этого слова, другой мыслит и судит его»?

  Тут следует отметить, что если воспринимать «Новь» исключительно как психологический роман, то читателя ждёт разочарование, потому как в книге практически не показаны «тончайшие движения души», наоборот, герои романа на протяжении всего повествования довольно статичны. Нельзя назвать «Новь» и романом идей: здесь не просто нет «Кириллова», но даже «Шатова» нет; герои книги выступают, скорее, как определённые типажи, жёсткие и неизменные, этим они и интересны. Особенно привлекает внимание главный положительный персонаж романа – Соломин. Он представлен как очень талантливый механик, управляющий фабрикой (правда, в чём именно заключается его талант, какие нововведения или порядки позволили создать успешное производство, в книге не указывается), молчалив, деятелен, умён: «человек с идеалом – и без фразы; образованный – и из народа; простой – и себе на уме…». Его «теорию малых дел» автор выгодно противопоставляет призыву к бунту (провалившемуся) Маркелова и «опрощению» или «хождению в народ» (тоже неудачному) «барина» Нежданова.

  Цель антиниглистических романов того времени (или их обязательная отличительная особенность) – «негативное изображение молодых людей нового поколения, одержимых идеей изменения государственного строя, быта и нравственных устоев России» - в «Нови» реализована. Но в целом роман выглядит принуждённым, постановочным, даже фальшивым, скорее дань времени, чем искренняя, идущая от души литература. Не совершенен он и в художественном плане: так, например, сцена с Фомушкой и Фимушкой – тургеневскими Филемоном и Бавкидой – выглядит искусственно вставленной в структуру романа: она, безусловно, играет определённую идейную роль, но непоправимо нарушает композиционное единство романа. То же и с героями-типажами, и с общим замыслом.

  Но есть одно существеннейшее достоинство у романа – эпиграф, он придаёт всему произведению необыкновенно глубокий смысл, который без него, быть может, и не обнаруживался вовсе.

  16

  786