Рецензия на книгу

• 

  Аноним27 апреля 2022 г.

  Писатель о своей жизни в нищенском квартале Неаполя.

  "Мне тогда подумалось, что этот роман можно было бы продолжать до бесконечности, рассказывая о детях из бедных семей, которые, как когда-то мы с Лилой, мечтают о лучшей жизни и ищут на старых полках заветные книги. Это был бы рассказ об обольстительных надеждах, обещаниях, обмане и крови, о всех преградах на пути к лучшему, которые никуда не делись ни в моем городе, ни в остальном мире."

  Заключительная часть "Неополитанского квартета" Ферранте. Достойная работа. Посмотрел в кино предыдущие части. Эту же прочитал. Автор не улетает в эмпиреи, не пыжится в угоду реакционных господствующих классов. Её действующие лица - бедняки одного Неополитанского квартала. Их столкновение с действительностью на протяжении полувека. Время действия послевоенная Италия. Хороший пример натурализма в современном искусстве. Да, натурализм устарел на целое столетие, но в современных условиях реакции, это словно глоток свежего воздуха. Интересно в романе то, с какой страстью показывается тяга к знанию, любовь к книгам, что там есть все ответы, на все вопросы.

  В своё время Мария Пуйманова сказала: «Зачем мы пишем книги? — Чтобы жизнь стала лучше». Элена Ферранте показывает нам срез общества, его снимок, при этом смиряясь с этой действительностью, принимая оную такой, какая она есть со всеми её недостатками. От её книги - жизнь не станет лучше, она лишь отражает действительность и только, и в этом её слабость. Она не отвечает читателям на вопрос, как например то делал Максим Горький в своём знаменитом творении "Мать" что именно делать чтобы стало лучше, почему конкретно существуют беззакония, эксплуатация человека человеком и возмутительная нищета подавляющего большинства, именно поэтому натурализм и роман Ферранте - морально устарели. Однако это всё равно интересно читать.

  Занятно Ферранте показала как резко мещанское мировоззрение изменилось в 90-е годы:

  "Это были трудные годы. Устройство мира, в котором мы выросли, рухнуло. Прежние знания и навыки, приобретенные с таким трудом и помогающие находить верные ориентиры в политике, внезапно лишились смысла. Такие термины, как «анархист», «марксист», «грамшист», «коммунист», «ленинист», «троцкист», «маоист», «защитник рабочего класса», вдруг превратились в устаревшие ярлыки, чуть ли не в ругательства. Эксплуатация человека человеком и погоня за чистоганом, еще недавно заслуживавшие безусловного осуждения, вернулись под лозунгом свободы и демократии. Между тем еще остававшимся революционным организациям были решительно перекрыты все источники финансирования – как законными, так и незаконными методами. Росло число убийств, людей ни за что хватали и сажали в тюрьму, простой народ жил в атмосфере страха."

  Здорово она схватила мелкобуржуазную сущность интеллигенции, заигрывающую с социалистической мыслью, в годы когда это было популярно:
  
  "Мы засиживались до глубокой ночи. Обсуждали, существует ли до сих пор пролетариат, с симпатией говорили о левых социалистах, язвительно – о коммунистах («Да они и есть самая страшная полиция, похлеще жандармов и священников»), спорили, возможно ли еще наладить нормальное управление страной. Кто-нибудь из гостей обязательно хвастался тем, что употребляет наркотики, или высмеивал новую, неизвестно откуда взявшуюся болезнь, сообщения о которой все тогда считали попыткой папы Иоанна-Павла II помешать распространению сексуальной свободы."

  А в заключении она интересно отразила то, чем живёт подавляющее большинство народных трудящихся стран всех "демократических стран":
  
  "Рухнула, не оставив следов, вся партийная система. Избиратели не верили ни старым, ни новым, ни новейшим партиям. Если раньше люди шарахались от тех, кто призывал к слому государственной машины, то теперь с таким же презрением отвернулись от тех, кто под видом работы на благо государства пожирал его изнутри, как проникший в яблоко червяк. По всей Италии прокатилась черная волна, прежде маскируемая роскошными декорациями и бесстыжим пустословием властей. Мы увидели, что не только наш квартал и не только Неаполь успели превратиться в проклятое место."

  Есть в книге упоминание о некоем Мазаньело, которое заставляет задуматься над тем, что же имела ввиду Ферранте. История стара как мир. Рабочие Неаполя в 1647 году изнывали от бремени налогов и вымогательств со стороны испанского правительства:
  
  "Мазаньелло, молодой рыбак, торговавший фруктами, убил одного из чиновников. Пример его нашёл подражателей. Толпа с криками «долой пошлину» направилась к таможням, разрушила их и опустошила, затем открыла тюрьмы и навела ужас на вице-короля, поспешно бежавшего из города....16 июля Мазаньелло убили, его голову посадили на пику, а тело бросили в грязь....Его тело в сопровождении 550 священников и 80-тысячной толпы народа было перевезено в церковь, где его похоронили. Герцог Аркос блестящими обещаниями убедил народ сложить оружие, а затем велел бомбардировать город и предал его грабежу."

  В целом произведение замечательное и вызывает нотки грусти. Письменная речь слабовата. Скорее всего переводчик просто не вытягивает и упрощает.

  9

  866