Рецензия на книгу

• 

  Аноним5 апреля 2022 г.

  Записки однозначно стали для меня самым впечатляющим произведением Федора Михайловича, и, вероятно, потому что оно художественное лишь отчасти. Эта книга – удивительное сочетание литературной повести, очерков и мемуаров, а сам автор – единственный из русских писателей XIX века, кроме Н. Г. Чернышевского, кто был на каторге, провел четыре года в сибирском остроге, а затем еще несколько лет на поселении. Поэтому его пытливый, анализирующий мельчайшую деталь, «взгляд изнутри»: на заключенных преступников, называемых в народе «несчастными» (потому что преступление не зверство, а несчастье, и для мира вокруг, и для совершившего его), на острожные порядки и традиции, на царящие там нравы и печали, на работу и начальство, на житье-бытье – поистине бесценны.

  Открывая книгу, я почему-то предчувствовала огромный психический надрыв и множество кровавых душегубств, потому что, а как иначе? – Ведь в небольшой по размерам острог согнали насильно и держат годами, десятилетиями всякий, казалось бы, человеческий мусор: убийц родителей и детей, мучителей, насильников, садистов, грабителей, бандитов, мошенников, воров и сутенеров. Но нет, рассказ идет размеренно и спокойно, да и вся повесть получилась…просто очень грустной. Даже в остроге живут люди, и мысль эта, нисколько не навязанная автором, приходит естественно, сама собой, довольно быстро, несмотря на то, что эти люди продолжают беззастенчиво воровать уже друг у друга, доносить начальству без зазрения совести, балагурить, пьянствовать и драться, выстраивать внутри иерархию, в которой кто-то верховодит, а кто-то лебезит и прислуживает. Достоевский разворачивает перед читателем череду портретных образов, часть из которых собирательные, обобщенные, часть имеет реальных прототипов, но все они печальные, горемычные, истомленные своим черным угаром, больные внутренне и совершенно неприкаянные. Автор рассуждает об отсутствии справедливости, о канцелярщине в присуждении наказании, когда одинаково судят о преступлениях совершенно разной природы и разных обстоятельств, о самых тяжелых сторонах острожной жизни, которые не исправляют, а уродуют человеческую душу окончательно. Среди них, бесспорно, полное отсутствие возможности уединения, вынужденное общее сожительство, которое длится годами, а то и десятками лет, и от которого каждый испытывает муку, пусть и бессознательную; безделье, когда система каторжных работ налажена так, что осужденные работают абы как, из-под палки и исходя из продолжительности светового дня, и вынуждены, чтобы хоть чем-то себя занять, тайком от запретов, налагаемых начальственными инструкциями, самостоятельно осваивать ремесла; скудный досуг, ведь почитай одну Библию двадцать лет кряду, поневоле дурь в голову полезет. Несмотря на то, что Записки являются ранним произведением Достоевского, описательным, выстраданным личным опытом автора, в нем сильно ощущаются тенденции, которые станут определяющими в творчестве литературного гения: в психологических описаниях наказаний палками и шпицрутенами; в рассуждениях о тщеславии, общем и неотъемлемом грехе всех острожных обитателей; в умиротворяющем образе светлого, нежного, чуткого юноши Алея, того самого нравственного идеала, который писатель разовьет в своих знаменитых романах. Достоевский много и с горечью пишет, как тяжело ужиться дворянину в острожном обществе, и главным образом потому, что само это общество не принимает дворянина: не доверяет тяжелую работу, не подпускает к протестам и тому подобное – он возвращается к этой теме снова и снова.

  Хоть я и не являюсь знатоком жизни заключенных, читая Записки из мертвого дома, как печальную повесть каторжан XIX века, меня не покидала мысль о том, что как ни горька их участь, как ни тяжела их работа, как ни мучителен их быт, не сравнится жизнь острожных обитателей Российской империи с кошмарным существованием обитателей системы советского ГУЛАГа. Все-таки как наивен был XIX век, полагая, что общество того времени достигло пределов цинизма и нигилизма.

  9

  665