Рецензия на книгу

• 

  Аноним3 октября 2012 г.

  Хорошая, уютная книга, увлекает, читаешь и не можешь оторваться. Интересные бытоописания, много юмора, не обошлось без мистики, ведь Данилов полудемон. Но он приятный персонаж и все его метания очень человеческие, как у нас всех. Особо отмечу то, что в книге много музыки и это здорово.
  Меня просто покорила та сцена, когда Данилов исполняет симфонию Переслегина. Вот понравившийся отрывок, настолько пронзительное описание музыки и чувств :

  Дальше...

  
  А время замерло. Всюду замерло. Но не в музыке. Там оно текло - и быстро, и медленно, и рвалось, и перекатывалось по камням, в отчаянной усталости. Снова альт Данилова, как и Данилов, находился в борьбе, в любви, в сладком разрыве, в мучительном согласии со звуками оркестра. Он и сам был как оркестр и не желал смириться с металлической поступью труб и ударных, наступавших на него то в марше, то в каком-то визгливом зверином танце, и, заглушённый, исковерканный было ими, возникал вновь и жил, звучал, как жил и звучал прежде. А потом, оказавшись вдруг в нечаянных вихрях скерцо, бросался за сверкающим полётом скрипок, исчезал в их звуках, словно бы купаясь в них, озорником выскакивал вперед, сам манил скрипки куда-то, и тут всё стихало, и только альт Данилова, только сам Данилов, утончившимся и потеплевшим звуком то ли печалился, то ли радовался в долгожданном покое и сосредоточенности. Но то были короткие мгновения. И снова толпа, Земля, вселенная захватывали Данилова, и ему было хорошо, и горько, и хотелось плакать. И при всём при этом всегда валторна и кларнет - прошлое и второе "Я" - существовали рядом с альтом Данилова, валторна порой грустила, вздрагивала как-то или что-то предсказывала, а порой звучала светло, будто исчезнувшая свежесть юных лет, кларнет был нервен, вцеплялся в мелодию альта, рвал её, грозил и мучался, и скрипом тяжелой чёрной двери, впускающей страшного гостя, кларнета опекал контрабас. А то вдруг валторна изменяла самой себе, на мгновения приближалась голосом к деревянным духовым, становилась будто кларнетом, и альт Данилова затихал в растерянности. Потом он, подавленный памятью и тем, что было в нём, но чему он не мог или не желал дать свободу, выслушивая ехидные голоса, в тягостных напряжениях как бы приходил в себя, снова к нему возвращалась ярость, жажда любви и жажда жизни, и какой бы скрежет, какие бы обвалы гибельных звуков, какие бы механические силы ни обрушивались на него, он пробивался сквозь них, летел, нёсся дальше, иногда суетливо, в лихорадочном движении оркестра, иногда будто сам по себе, и опять ненавидел, и опять страдал, и опять любил, движение всё убыстрялось, становилось мощным, яростным, ему предстояло быть вечным, но тут – всё. Ноты Переслегина кончились, смычок замер и отошёл от струн.
  Все стихло. И навсегда.
  

  Игра "Дайте две" сентябрь - октябрь

  13

  106