Рецензия на книгу

• 

  red_star8 октября 2020 г.

  Теперь заживем

  "Зима тревоги нашей позади..."

  У. Шекспир, "Ричард III", с.1591 (пер. М. Лозинского)

  Любопытный роман Эренбурга, подаривший нам сам термин «оттепель». Из-за этого сам текст романа был отправлен на антресоли, так как общественное его значение многократно перекрыло и форму, и содержание. Всегда любопытно посмотреть за наброшенную людьми вуаль и попытаться найти что-то аутентичное, не затертое толкованиями до блеска. Насколько я могу судить, проза Эренбурга дает такую возможность.

  Формально это история о любви и весне (двух веснах, если быть точным). Место действия - неназванный город в Европейской России: Пенза относительно рядом, до нее надо ехать через Ртищево, время действия зима-весна 1953-1954, во второй части романа зима-весна 1954-1955. Текст нашпигован автором метками времени, от суда над Моссадыком через Берлинское совещание к конференции в Бандунге. Все, что происходит, завязано на завод, который порой перевешивает все личные отношения между героями, а порой эти самые отношения порождает. В этом плане это очень советская проза, которую можно сравнить и с «Журбиными» Кочетова, и с «Иду на грозу» Гранина – завод был конвенциональным местом развития сюжета.

  Но прелесть «Оттепели» не в этом, прелесть ее в том, что ни разу не называется по имени. Эренбург использует ворох эвфемизмов, говорит о новых временах, об изменении наверху, о чем угодно, но имя Сталина в тексте не прозвучит. И это умолчание удивительно тонко работает – все всё понимают, но не говорят, это какой-то общий заговор, когда люди делают вид, что формально ничего не изменилось, но все же все теперь иначе. Главного конструктора завода уже не посадят за то, что у него дочка в Бельгии (жена вышла замуж за иностранца и уехала туда в начале 30-х), художника не будут мурыжить за безыдейные картины (тут Эренбург несколько оптимистичен), жена может уйти от чинуши-мужа без общественного остракизма.

  Эренбург удивительно открыто (для меня) говорит и о деле врачей (слово «еврей» в тексте не звучит, но намеки расставлены удивительно грамотно), об общественной реакции на него, о репрессиях, о возвращении оправданных. Все же удивительно любопытно – как воспринимался роман тогда, в первой половине 50-х? При этом нужно отметить, что текст сразу опознается как текст Эренбурга, при всей свежести его он очень похож по компоновке и стилю на «Бурю», например. Да и страсть к Франции опять проявилась – один из героев даже съездит в Париж с делегацией советских инженеров. В этой внутренней преемственности идей Эренбурга как в зеркале отражается и идея общей советской преемственности – надо лишь чуть-чуть подкрутить, убрать сталинский мороз, и все встанет на свои места, без него-то ух как заживем. Как всегда, здесь видна странная смесь наивности и конформизма. Не один, и не два раза были в советском эксперименте эпохи, когда люди пытались претворять в жизни партийные лозунги, веря в их искренность. Эренбург очень рельефно показывает, как молодые люди горят энтузиазмом, а битые жизнью люди постарше боятся, боятся проголосовать не по указке.

  Фицпатрик в своей книге о команде Сталина писала, что эта быстрая и легкая метаморфоза была подготовлена заранее, до смерти Сталина, которою все ждали. Ветры перемен задули, вроде бы, еще в 1952, когда начала подниматься кампания против чинуш и боязливых администраторов. Эренбург как будто подтверждает это, ведь главный негативный герой – умелый, но слишком конформистский директор завода. Цеха-то он строит, но о людях не думает. Стоит только заменить его на человека более чуткого, как все сразу улучшается.

  Книга хорошая, написана дельно, читать ее интересно, даже если вынести за скобки безумно любопытный Zeitgeist. Эренбург действительно поспособствовал тому, что лед тронулся, но я всегда испытываю какое-то моральное беспокойство, читая подобные разоблачения. Ведь, как пишет сам Эренбург, все приспешники снятого руководителя тут же начинают его ругать. Получается, что в известном смысле Эренбург выступает в роли такого же приспешника, да и не только он. Жизнь сложная штука.

  49

  2,3K