Рецензия на книгу

• 

  Аноним30 апреля 2020 г.

  Боитесь ли вы темноты?

  — Не обижайтесь, Тул, и не обращайте на меня внимания. Я, наверное, не в настроении, но, поверьте, я вам рад и от души благодарен, что вы как добрый сосед меня любезно навестили. Но, черт возьми, мне тоскливо… мир — скучное место. Эта планета мне надоела, я не прочь перерезать себе глотку и попробовать пожить на другой звезде. Не прогуляться ли нам туда вместе, Тул? На камине лежит пара пистолетов, доберемся с попутным ветром — звезд в той стороне достаточно.
  — На мой вкус, погода не та, благодарю покорно, — хихикнул Тул, — но если вам приспичило прогуляться и невтерпеж ждать, тогда — что ж — давайте напоследок пропустим стаканчик.
  Джозеф Шеридан Ле Фаню
  
  Дом стоит, свет горит, из окна видна даль. Так откуда взялась печаль?
  Виктор Цой

  Все сидели на полу в кругу. Стояла полная тишина, и лишь тусклый свет старого фонарика подсвечивал хитрую мордашку Чада.

  — Однажды, поздно ночью мне захотелось клубники, — вкрадчиво вещало Чадо тихим голоском. — Я оделся и спустился в маленький круглосуточный магазин за углом дома. Я вошел, но в магазине никого не оказалось… Я нашел прилавок с фруктами, взял там клубнику, подошёл к кассе и громко позвал продавца. Со склада донеслось какое-то громкое чавкание и рычание.

  Чадо на мгновение примолкает и взглядом окидывает слушателей: те беспокойно ерзают на своих местах и явно предвкушают развязку этой истории.

  — На мой зов явился толстый продавец, турок, и... О, боже! Его лицо и футболка были заляпаны чем-то красным!…

  Оболенский испуганно вскрикивает и подносит ладони к лицу, лишь один глаз смотрит умоляюще сквозь тонкую щелочку между пальцами.

  — И тут я вижу, что в руке у него ведерко с вишнями. Мне тоже захотелось вишен, так что я взял еще и их. Затем я вышел на тихую пустынную улицу, потопал по направлению к дому и когда был уже почти у подъезда, вдруг услышал тяжелое хриплое дыхание позади меня…

  Чадо снова делает паузу, делает большой глоток из бутылки с пивом и еле заметно улыбается.

  — Я обернулся и увидел старого слюнявого бульдога из моего подъезда, его хозяин шел следом, уткнувшись в телефон. «Ладно, на сегодня хватит», думаю я и открываю дверь квартиры. Быстрым движением я скидываю кеды, сажусь на диван и начинаю есть клубнику. НЕ ПОМЫВ РУКИ!

  — Фуууу, Чадо, ну ты и псих!

  Чадо смеется от души и передает фонарик Оболенскому.

  — Давай, Саша, расскажи-ка все, что ты помнишь о Доме у кладбища, да так, чтобы нас пробрала дрожь.

  — Хорошо, Чадушко. Однажды меня посетила мысль пожить годик-другой в Ирландии. Я поселился в домике у кладбища и понемногу начал знакомиться с историями городка.

  — Саша, но кой тебе сдалось кладбище? Получше места не нашел?

  — Во-первых, цена была уж очень хорошая. А во-вторых, обожаю кладбища, бродить среди могил, читать надписи на плитах…

  — В доме наверняка водились приведения? — спросил кто-то вяло.

  — В наши дни, дорогой, появились люди, которые называют себя вольнодумцами и ни во что не верят, даже в духов, но вы-то, надеюсь, не из их числа?

  Так вот, присутствовал я как-то на одном погребении. Признаться, с тех пор, как переселился, я повидал множество скорбных процессий. Но я отвлекся… В общем, могильщики потревожили одно из старых захоронений, и оттуда, из трухлявого гроба, выкатился череп.

  — УУууу, — протянул кто-то насмешливо в темноте.

  — На черепе том отчётливо были видны следы насилия: он был пробит в двух местах и одна дыра смахивала на пулевое отверстие. В то время, как мы спорили, что же могло случиться с беднягой, чей череп мы сейчас обнаружили, откуда ни возьмись появился старик. Потряхивая головой и посмеиваясь, он путано начал нести какую-то чушь, мол, знает он, чья это могила и что явилось причиной трех повреждений на голове несчастного. Мы отвлеклись на что-то, а когда повернулись к старику, его и след простыл.

  Тут уж никто не стал смеяться. А Миша пропищал:

  — Не хочешь ли ты сказать, что старик этот и был тем насильно умертвленным бедолагой? Его потревоженный дух, так сказать?

  — Боже милосердный, нет. Мы обошли дом и встретили старика там, от него узнали более чем подробную историю обо всем, что произошло. Погибший оказался жертвой собственной глупости, амбиций, ну и, конечно, не обошлось без рук хладнокровного убийцы.

  А однажды нам привезли гроб… без имени. Мы долго ломали голову, кого или что собираются положить в землю…

  — ЧТО? Оболенский, что было в этом гробу? Нечто таинственное?

  — Как оказалось, то был аристократ, приговоренный (несправедливо) к смерти за убийство. В тюрьме несчастный проглотил яд и таким образом завершил свой жизненный путь чудовищным, смертным грехом. Как вам известно, хоронить на освященной земле самоубийц не разрешается, вот его имя и осталось без огласки.
  Так же у нас был парень, воскресший из мертвых… Но и тут я вынужден вас разочаровать, то был всего лишь парень, о смерти которого сообщили в газете, а затем он вновь объявился в нашем городке, но уже под другим именем. Перерождение не пошло ему на пользу, он остался все тем же мерзавцем и подлецом.
  Я вижу, как вы скучаете, что ж, расскажу вам самую грустную историю. Один молодой человек, находившийся в разладе с самим собой и ведущий праздную, бесполезную жизнь, решил измениться. Окончательно и бесповоротно. Он полюбил девушку, прекрасную и чистую. Но вот он ее покидает, ненадолго, на время, однако и этого достаточно, чтобы отголоски прошлого настигли влюбленную.Так она узнала страшную тайну о своем женихе, и это разбило ее нежное сердце.

  — Она покончила с собой? — с пугающей надеждой спрашивает Чадо.

  — Нет, что ты. Она заболела и умерла. У нее было слабое здоровье.

  — Саша, ну что с тобой не так? Это совсем, ну совершенно не страшно!

  — Нет, Миша, это очень страшно! Не приведения страшны и зомби, не проклятия египетских мумий и магия вуду. Люди! Самые обыкновенные люди, их поступки, их жестокость и лицемерие, вот что пугает меня до оцепенения.

  — Бла, бла, бла! Давай что-нибудь по-настоящему страшное — или вечер будет бесповоротно испорчен!

  — Хорошо, расскажу вам историю, услышанную от доброй старушки Салли.

  Рядом с домом у кладбища был сад, который можно было снять внаем. И вот как-то в этом саду посадили собак на цепь, чтобы те сторожили яблоки. Не знаю, зачем кому-то понадобилось сторожить те яблоки, потому что ни один горожанин, ни один ребенок не полез бы в тот сад воровать фрукты, как бы сильно у него ни текли слюнки при виде оных. Сад не только отпугивал мимопроходящих, но и странным образом подействовал на собак. Всю ночь те жалобно выли и жались к стенам дома. Хозяева выглянули в окно, пытаясь понять, что же так напугало животных…

  Друзья затаили дыхание, стояла поистине гробовая тишина.

  — Меж искривленных стволов молча, приложив к губам палец, брела леди в капюшоне и свободном одеянии, за руку она вела ребенка, а тот улыбался и весело подскакивал на ходу…

  Оболенский резко выключает фонарик, все от души верещат, выпуская накопившееся напряжение и впуская первобытный страх перед всем неизвестным и необъяснимым.

  7

  259