Рецензия на книгу
Шлем ужаса. Креатифф о Тесее и Минотавре
Виктор Пелевин
Аноним26 марта 2020 г.The whole of the Moon
Я видел полумесяц -
Ты видела полную луну
The Waterboys "The whole of the Moon" ("Полная луна")
В отличие от «Дома листьев» и «S.» экземпляр «Шлема ужаса. Креатифф о Тесее и Минотавре» Виктора Пелевина, написанный на ту же тему текста-лабиринта, но в более скромном формате и объёме, попал мне в руки случайно - он был мне подарен, но здесь случайности не заканчиваются, потому что завладел я первым изданием романа в тот момент, когда дочитывал «Священную книгу оборотня» - хронологически предыдущий роман Пелевина, от чего не откладывая в долгий ящик я прочёл его сразу же после завершения чтения «Книги оборотня», что, думаю, сильно повлияло на то, что впечатления от чтения у меня самые хорошие. «Шлем ужаса» по своему объёму уступает даже «Омону Ра» , поэтому я бы не стал выделять его в отдельный роман, отводя ему место среди пелевинских повестей, но из-за истории его создания («Шлем» был написан как часть международного издательского проекта, в котором приняли участие некоторые именитые писатели помимо Пелевина) и потому что он является буфером-"закреплением пройденного материала" между «Книгой оборотня» и новой большой авторской вселенной «Ампира V» «Бэтмана Аполло» и «S.N.U.F.F.» (которые мне ещё только предстоит прочесть), идейно обобщая предыдущие большие произведения и в особенности «Книгу оборотня», сочинение всё-таки достойно находиться среди большой прозы.
Повесть можно прочесть за час, а то и быстрее, потому что 223 страницы представляют из себя виртуальный чат с сохранением его вёрстки, отчего если верстку сжать (убрать отступы, снизить шрифт, сделать меньше абзацев), то объём уменьшится в разы. Но глупо полагать, что "афтар хотел бабла срубить на своём имени", потому что такая вёрстка обусловлена концепцией и упомянутой мною выше историей его создания. Остановлюсь на концепции. Данный креатифф представляет из себя интересную задумку сотворения текстового лабиринта-ловушки, которые уже неоднократно могли вам попадаться: это и лабиринт, magnum opus Марка Данилевского «Дом листьев», это и загадка, конспирологическая игра, выходящая за границы книги роман Джей Джея Абрамса и Дага Дорста «S.», это и приключения Юна и Софуса в книге норвежской писательницы Синкен Хоппы «Волшебный мелок» .
«Дом листьев»
«S.»
«Волшебный мелок»Каждая книга рассказывает свою уникальную историю, но их объединяет концепция лабиринта и принципиальная неизвестность того, кто является автором лабиринта, кто его пленником, а кто его ...
МУУУУУУ!
Oh, shiiiit!
минотавром, одомашненным чудищем лабиринта, охотящимся как и за пленниками, так и за читателем.
«Шлем ужаса» продолжает исследовать раскрытую в «Чапаеве и Пустоте» тему симулякров, тему настоящей Истины и её творца, к которому у героев-пленников лабиринта самое скептическое отношение, буквально повторяющее один яркий и грустный эпизод из «Радуги тяготения» Пинчона , касающийся геноцида птицы додо:
[Nutscracker] Я подозреваю, что твой спаситель по совместительству еще и создатель?
[UGLI 666] Правильно.
[Nutscracker] Знаешь, кого он мне напоминает? Злобного колдунишку, которому захотелось помучить котенка. Он забирается в подвал потемнее, лепит котенка из глины, оживляет, а потом – трах! – головой об угол. И так каждый выходной, штук по сто. А чтобы из подвала не доносилось мяуканье, колдунишка научил котят стоически мыслить – прах семь и возвращаюсь в прах. И заставил себе молиться те несколько секунд, на которые они возникают.
<- из «Шлема», а это из «Радуги» (цитата отредактирована в целях сжатия и удобства вашего чтения):
Однажды он весь день просидел, уставясь на одинокое белое яйцо додо в травяной кочке. Он ждал царапанья, первой трещинки, что потянет за собой сетку по известковой поверхности, — ждал рождения. Фитиль ружья зажат в зубах стальной змейки, готов зажечься, готов снизойти солнцем в море черного пороха и уничтожить младенца, яйцо света превратить в яйцо тьмы в первый же миг птенцова изумленного видения, влажного пуха, взъерошенного прохладой этих юго-восточных пассатов… Каждый час поправлял прицел, глядя вдоль ствола. Вот тогда-то он, наверное, и увидел — если увидел вообще, — что оружие творит ось, мощную, как земная, между ним и этой жертвой, еще целой, в этом яйце, с родовой цепью, которую нельзя порвать долее, чем на эту вспышку света. Так они и сидели — безмолвное яйцо и спятивший голландец, да еще ружьё, что навеки соединило их звеном, в раме, блистательно недвижные. Двигалось только солнце. Яйцо не дрогнуло, по-прежнему не взламывалось. Надо было разнести его на месте — он понимал, что птенец вылупится до рассвета. Но колесо солнца сделало оборот. Он поднялся на ноги и лишь захромал прочь, вскинув оружие на правое плечо.
Вот ещё сходства «Шлема» и «Радуги»: помимо наименования носителя-владельца Шлема Ужаса - Шлемиля (Шлемиль - тот, на ком одет Шлем, а вообще это известное еврейское слово «шлемихль» (schlemihl), обозначающее увальня и недотепу, которое использует Пинчон в своей первой книге «V.» в главе, имеющей тяжело усваиваемое при первом прочтении название - "Глава, в которой Бенни Профейн, шлемиль и йо-йо, достигает апохейя"), Пелевин повторяет образ "собаки Павлова" и процесс выработки у неё новых рефлексов а-ля "колокольчик-слюновыделение-еда", что есть одна из самых, а может и самая главная и запоминающаяся метафора-образ-тема «Радуги тяготения», которую я цитировать не буду из-за того, что много цитировать придётся, процитировав лишь Пелевина:
Следующая технология — «Павловская Собака», это промежуточный редактор, условно-рефлекторный: когда вы смотрите на предметы, которые мы хотим исключить из списка выбора, у вас начинает рябить в глазах, возникает неприятный гул в ушах или даже бьет током. Поэтому лишний раз вы на них смотреть не станете. Это дешевая технология для стран третьего мира. Но если позволяет бюджет, можно использовать, например, инфразвук. Тогда Шлемиль не заметит ничего, но начнет испытывать мрачный мистический ужас перед всеми вазами, кроме нужной. Реверсивный метод — стимуляция центра удовольствия при правильном выборе. Раньше вживляли электрод, а сейчас это достигается фармакологическими методами или подстройкой под дельта-ритмы мозга.
Пожалуй, остановлюсь, перейдя к выводу и "морали" произведения. Они просты и повторялись Пелевиным из книги в книгу, говоря о том, что очень часто человек является заложником собственных страхов, что он бродит большей частью не в чьём-то лабиринте, созданным высшей силой, а в том, что создал он сам. Это и лабиринт его страхов, это и лабиринт его "зоны комфорта", это и лабиринт его воспоминаний, которые по Пелевину есть ничто иное, как материал для настоящего и будущего, часто являющийся мешающим жить балластом и духовно превращающим под конец жизни старика, устремлённого своим взглядом в прошлое, в мальчика, из-за чего стирается граница между беззащитным старцем и беззащитным ребёнком (в чём разница между стариком и юношей, если их поставить рядом - вопрошает один из героев «Шлема», а в «Священной книге оборотня» есть прямая отсылка к первоисточнику - картине Пикассо:)
Я попыталась представить себе подходящее классическое полотно. Как назло, ничего интересного не приходило в голову — вспомнился только шедевр раннего Пикассо «Старый еврей и мальчик». Много лет назад я закладывала открыткой с репродукцией этой картины «Психопатологию обыденной жизни» Фрейда, которую никак не могла осилить, и с тех пор две печальных темных фигуры запомнились мне во всех подробностях.
Пабло Пикассо, "Старый еврей с мальчиком", 1903 годКак избавиться от грузов Шлема - неизвестно, но возможно, что осознание факта его существования и принятие на себя ответственности за него (то самое кредо героев Уильяма Гэддиса , взятое им из книги «Уолден, или Жизнь в лесу» Генри Торо - "to live deliberately - жить разумно": я ушел в лес потому, что хотел жить разумно, иметь дело лишь с важнейшими фактами жизни и попробовать чему-то от нее научиться, чтобы не оказалось перед смертью, что я вовсе не жил) есть первый шаг к превращению Шлема Ужаса (у ужаса много разных имён: например, страх существования) в Шлем Радости, когда тебе открывается не только жалкий Месяц, а вся полная Луна.
81,6K