Рецензия на книгу

• 

  Аноним19 февраля 2020 г.

  Костры и звезды вымокли дотла

  Сборник рассказов от современника и соотечественника Ярослава Гашека, написанных несколькими годами ранее и совершенно в иной тональности, нежели бессмертные швейковские похождения, в одной из советских вступительных статей к которым я и встретила упоминание "Вечеров". Любопытно было взглянуть на события Первой мировой войны с той же стороны, но глазами другого очевидца.

  Рассказов много, и они очень разные, хотя все так или иначе повествуют об одном и том же, то есть о вторжении войны в судьбы заурядных мирных тружеников. Однако фрагментов, посвященных непосрдественным описаниям боевых действий, в книге нет. Герои Яромира Йона в большинстве своем - крестьяне, ремесленники, музыканты-самоучки, люди немолодые, простые, потертые жизнью, привязанные к своим семьям. Все они уже побывали за гранью бытия и теперь, собравшись в казарме, в трактире или у родни за столом, рассказывают о пережитом - без патетического надрыва, просто и мимоходом.

  Перевод не портит впечатление от схваченной и запечатленной автором живой простонародной речи, угадываются хорошо знакомый по Гашеку обиходно-военный плохой немецкий у солдат и исковерканные чешские слова у офицеров, которые, напротив, только на немецком и разговаривают:
  

  
  Фельдфебель. Хааа-бихт (смирно)! Герр лейтенант, честь имею доложить: семь человек берайтшафт (в готовности), тринадцать под арестом, никс найес (ничего нового).
  Лейтенант (показывает рукой в перчатке из оленьей замши). Что это есть?
  Фельдфебель. Честь имею доложить, это есть головоломка.
  Лейтенант. Как?
  Фельдфебель. Головоломка. Копфцербрехер.
  Лейтенант. Ага! Трч-прт-крз-крт! ("Сунь палец в горло", искаженная чешская скороговорка.)

  Здесь же - скупые, не преобладающие в объеме, но изумительные в своей красоте и тонкости описания природы, обстановки, образа действий: бессонная ночь у походного костра, горький табак и промокшие войлочные попоны; психозы и малярийный бред в госпитальных бараках; косые лучи заходящего солнца на полу гимнастического зала, где скучают вольноопределяющиеся; далекий путь от холодных албанских гор и до набитой людьми привокзальной комендатуры, где каждому больше жизни нужен единственный телефон.

  Сто лет прошло, а на свете все те же и то же. И никто не знает, как правильно переживать нелепость зараженного логикой мира (это уже не Йон), когда только и удается наскрести сил на то, чтобы послать ему, паршивому этому миру, горькую усмешку сквозь пелену страданий.

  Продолжая неизбежное сравнение с Гашеком, подвожу итог. Швейк, по мнению большинства читателей, в первую очередь смешной и только во вторую - жуткий (лично я поспорила бы, но это в другой раз), а здесь дела обстоят совсем наоборот. Страшная, очень страшная книга получилась у Яромира Йона, несмотря на обилие комических и трагикомических ситуаций. И очень хорошая - и как литературное произведение, и как памятник эпохе. Кстати, картинки к ней нарисовал замечательный Йозеф Лада, которого почти все знают по иллюстрациям к Швейку.

  13

  575