Рецензия на книгу

• 

  Аноним1 октября 2018 г.

  Будущее скоро смоделируют в Сколково ©

  Как ни крути, литература – оружие далеко не всегда дальнобойное. В очередной раз как бы напоминает нам Пелевин. Пока б`ольшая часть русских литераторов копается в черепках, он пишет роман, действие которого происходит в настоящем и вечном одновременно.

  Совмещение этих пластов в «ТВНГФ» куда более ощутимо, чем в остальных пелевинских работах. В первую очередь это связано с тем, что обе магистральные темы романа, буддизм и феминизм, выступают в роли символов перманентного и сиюминутного. Далее – ассоциативная цепочка: высокое и низкое, духовное и материальное и т.д. Эти силы существуют в рамках книги параллельно друг другу вплоть до последней главы, где в красках рассказывается об их столкновении. Они сошлись. Волна и камень, стихи и проза, лед и пламень. Причем победу, как всегда, одерживает постмодернизм.

  Самый. Самый. Самый. Говорят, критики умирают, если пытаются обойтись без этого штампа хотя бы в одной из своих рецензий. А между делом «ТВНГФ» – самый спокойный пелевинский роман. Самый созерцательный. Не случайно сильнейшие места в книге – это описания впечатлений и состояний героя во время совершаемых им четырех джан.

  Вершина Фудзиямы и улитка, ползущая к ней по склону горы, вписаны Пелевиным в контекст эпохи потреблуда. В «Тайных видах» важен не столько сам буддизм, сколько буддизм в декорациях постиндустриального общества. В какой-то мере это можно считать продолжением керуаковских «Бродяг Дхармы». Пелевин и внутри буддистской тематики (ранее все ограничивалось буддистскими мотивами) продолжает работать на контрастах – вечность у него тесно переплетается с недолговечностью. Тут и монахи с биткоином, и эмо-пантограф как инструмент просветления, и Будда-дилер + Будда-хакер.

  С феминизмом все обстоит сложнее. Это явно не «Смешные жеманницы», хотя и вполне очевидна аналогия между пелевинской иронией по поводу феминизма и мольеровской сатирой на модную в 17-м веке прециозность. Во-первых, речь идет об «эзотерическом», «боевом» феминизме, сближающемся с мизандрией. Во-вторых, финал призван заронить зерно сомнения в том, ограничивается ли все дело простым измывательством Пелевина над феминистками. И в-третьих, Пелевин делает акцент не на феномене феминизма, а на подпитывающих его реалиях (в т.ч. и НЕреалиях) современной жизни.
  

  
  Какие советы этот мир дает молодой женщине? К чему склоняет ее пылкий романтичный ум? К цинизму, думала Таня, к бесстыдной торговле. Мир дает советы, как перед продажей подкрасить кобылу купленной в лавке тушью… Причем цыган давно расстреляли фашисты, и кобыле приходится продавать себя самой.

  А вот этот отрывок прекрасно вписывается в мировидение Пелевина и без слова «женские»:
  

  
  Пошлость собственной мечты была так заметна, что Таня понимала: даже мечтать и горевать ей приходится закачанными в голову штампами, и по-другому не может быть, потому что через все женские головы на планете давно проложена ржавая узкоколейка, и эти мысли – вовсе не ее собственные надежды, а просто грохочущий у нее в мозгу коммерческий товарняк.

  «Тайные виды» – новый элемент в пелевинском гипертексте: «гипс», упоминания совка с девяностыми, интерпретации произведений отечественной культуры, обыгрывания расхожих выражений и метафор, «взрывчатые гнезда» авторских образов. Мир по-прежнему представляет собой иллюзию, «коллективную визуализацию», как однажды это осознал Петр Пустота. Потому и гора Фудзи кажется нам такой близкой и вместе с тем такой далекой, «отчетливо видной – и полностью от всех скрытой».

  82

  7,2K