Рецензия на книгу

• 

  Obolensky30 сентября 2018 г.

  Но будет скучно и темно

  Весенний день прошёл без дела
  
У неумытого окна:

  Скучала за стеной и пела,
  
Как птица пленная, жена.
  
  Я, не спеша, собрал бесстрастно
  
Воспоминанья и дела;

  И стало беспощадно ясно:
  
Жизнь прошумела и ушла.
  Ещё вернутся мысли, споры,

  Но будет скучно и темно;

  К чему спускать на окнах шторы?

  День догорел в душе давно.
  Александр Блок

  В обществе, где человек обретает цель и смысл своего существования через приобщение к таким системам, где он собственную жизнь способен поставить на службу общему для многих «я» идеалу, — в таком обществе проблема индивидуальной смерти не может выйти на первый план, ибо гибель отдельной личности не означает гибели тех ценностей, ради которых эта личность жила.
  Напротив, там, где не происходит приобщения отдельного человека к коллективным идеалам, где этот человек высшую и единственную ценность способен увидеть лишь в поддержании и продлении собственного существования, — там индивидуальная смерть становится границей пребывания любых ценностей в мире.
  Косиков
  

  Я не могу сказать, что я целостная личность. Не смею утверждать, что живу в ладу с собой и собственной жизнью. Внутренние противоречия, несоответствие реального я и тому идеальному, кем я мог бы быть, порой портит жизнь и здорово подтачивает изнутри. Но я обладаю той безрассудной уверенностью, которой порой обладают лишь глупцы, да безумцы, что я смогу еще измениться или же просто принять себя таким, как я есть. Я не знаю, что это. Возможно, любовь, которой одарили меня родители, внушила мне некоторую уверенность в себе, возможно, не так уж много я прошу от жизни, возможно, считаю, что способен достичь своего идеала. Но корабль мой держится на плаву, хотя было бы обманом утверждать, что море моей жизни спокойно и непоколебимо. Я даже начинаю думать, что волнения эти и являются основой жизни. Есть и такие, чьи судна колышатся на почти недвижимой водной глади; одни сами пытаются создать ураганчики и штормики страстей, вторых уносит на скалы и они разбиваются, от жизни их остаются лишь обломки. Жалкие следы жалких людей.
  Перед моим взором три таких примера: Филипп, Элиана и Анриетта.

  Филипп — тридцатилетний Аполлон, богат и прекрасен он. Казалось бы, что может мешать ему жить? Но, как это часто бывает, корень зла мы сможем найти в детстве Филиппа. Отец мальчика был тиранишкой, трудолюбимым дельцом, который своими силами сколотил свое состояние… Сына, судя по всему, хотел воспитать сильным и неколебимым, нажитое копил, чтобы тот жил без забот. Находясь под крылом тирана, ребенок может вырасти бунтарем, а может подчиниться этой власти, он привыкает бояться, вырастает нерешительным и трусливым. Филипп влюблен в себя, его тело — его храм. Потому малейшие «трещины» на фасаде этого храма вызывают у него ужас. Папа умер, дело папы живет, но Филиппу все это не интересно. Ему скучно.

  «Но разве человек богатый, пользующийся отменным здоровьем, кончает с собой? Возможно ли убить себя только потому, что тебе скучно? Он снова стукнул тростью о камень и мысленно повторил свой вопрос. Потому что скучно? Причина явно недостаточная. Чтобы оправдать такой конец, требуется великое горе или хотя бы серьезный недуг.»

  Но Филипп не прав, после того, как он доказал себе, что он трус, после того, как он осознал, что женщины, с которыми он живет, его презирают, после того, как понял, что не способен даже предъявить жене обвинения, после того, как увидел, что даже тело не платит ему благодарность за заботу и начинает толстеть, после того, как, в конце концов, убедился в том, что жизнь-то прожита, а что он получил? Он смотрит на себя со всей прямотой объективного зрителя и понимает, что ему не хватит ни сил, ни решимости хоть что-то изменить. И вот как раз это беспросветное будущее как нельзя лучше может толкнуть человека в Сену. Чтобы потом все ходили и качали головами: «Как же так? Он был так молод, богат и красив…»

  «Ему неведома была ревность, разочарования, страх перед разорением, которые мучат стольких на рубеже зрелости. Иной раз он встречал бывших школьных товарищей, постаревших, обезображенных горьким сознанием, что живут они в безвестности, без денег, что им не удалось выбраться в первые ряды, а он достиг четвертого десятка с гладким и пустым, как у статуи, лицом.
  Однако сегодня вечером он ощутил, что его хватает за глотку что-то настоящее, неподдельное. Первым делом страх перед смертью, а затем страх перед самим собой.»

  К чему эти молодость, богатство и красота, если ты живешь и грызешь себя, бесконечно затравленно озираясь, кто видел, как он смешон, как слаб стал рядом с сынишкой?

  Элиана из той породы людей, что вечно заняты делами других: устроить свадьбу сестры, жить с сестрой, служить ей и ее мужу, одиннадцать лет жить в убогой комнатке старой девы, проливая слезы над своей незавидной судьбой: «Мол, как так жизнь меня обделила, а ведь могла же быть на ЕЁ месте! Могла бы быть с ним!»
  Да, дурашка, могла бы. Вышла бы за него замуж и возненавидела бы. Скучала бы рядом с ним, завела бы себе любовника. А так, весь смысл твоей жизни — любить его. Разрываться между желанием этого идеального тела и презрением к его личности. Кричать в сердцах о том, что думаешь о нем на самом деле, и тут же, панически, подавлять в себе этот голос. Потому что, если ты на самом деле его не любишь, то как жить дальше? Чем ты занималась все это время? Обманывала себя, истязала себя самобичеванием, беспрестанно искала доказательства того, что ты никчемна или что он не сможет жить без тебя. А ведь можно было бы жить своей жизнью.

  Анриетта привыкла слушаться старшую сестру, потому послушно пошла замуж за этого незнакомого, но красивого и богатого человека. Ей нравилась мысль вырваться из нищеты, забрать с собой сестру и жить беззаботно. Но муж после полуночи обернулся тыквой, а жизнь богачки была лишена вкуса, цвета и запаха. Муж навевал смех и скуку, сын — досаду и удивление: как и зачем он тут? Ночное веселье отзывалось утренней головной болью, но не давало той полноты жизни, которой она так желала. Что делать, если ты красивая (не прилагая усилий) и богата (почти случайно?).

  «Уже через неделю все ей надоело, и она не знала, что бы стала делать, будь муж влюблен в нее, ходил бы за ней по пятам, докучал бы своим вниманием… Зато теперь она очень его любила, чуть меньше, чем Элину, гораздо больше, чем сына, и в конечном счете, откровенно говоря, почти так же, как покойного Фредди, черного спаниеля, который, бывало, стонал от счастья, когда ему чесали за ушком.»

  Анриетта отчаянно отдается бедному и некрасивому мужчине. Тот, ошалевший от такой удачи, не смеет верить в свое счастье, боготворит Анриетту, но не забывает тянуть из нее деньги. Анриетте же важно опять окунуться в атмосферу бедности, дрожать от холода в нетопленой спальне, любоваться ободранными обоями и потертыми одеяния своего любовника. Она чувствует, что эта жизнь — настоящая, подлинная, в противовес искусственной жизни с фиктивным мужем в великолепной квартире, где каждая твоя прихоть исполняется раньше, чем ты успеешь о ней подумать… И мужчину она выбирает под стать, полную противоположность Филиппу. Она даже не пытается обмануть, что любит его. Он вызывает у нее отвращение, она ныряет в его объятия задержав дыхание, как морж ныряет в прорубь январским вечером. Вначале она боится того, что муж узнает о ее «отношениях», но потом, когда она понимает, что он все знает, но не собирается ничего предпринять, она находит новое удовольствие, в том, что раскидывает любовные письма по всей квартире, а тот читает их с жадностью, лишний раз убеждаясь в своей ничтожности.

  Они сидят передо мной втроем и делают вид, что их море штормит и бушует, тогда как на самом деле бурь никогда не было, а корабль и вовсе случайно вынесло на прибрежные скалы, и теперь только волны лениво играют с обломками среди песка. Каждый из них терзает себя и окружающих, потому что они верят, что страдание им подарит хоть что-то, какое-то чувство, которое докажет, что они живы. И с ними есть кто-то четвертый… мальчонка, что не знает этой жизни совершенно. Но, думается мне, его жизнь пойдет по совершенно другому пути. Отец любит его, отец же продал семейное дело, лишив его беспечных денег. Парнишке придется постараться, чтобы сохранить тот образ жизни, к которому он привык с детства, но это уже будет в другой жизни, на новом корабле.

  «Как же можно излечиться от одиночества, если ты сам себе чужой в этом мире, смысл коего скрыт от нас, и каждый ощупью бредет туда, куда ведет его таинственный рок, которого человек, возможно, так никогда и не узнает.»

  10

  336