Рецензия на книгу

• 

  Аноним21 августа 2018 г.

  Найтись во времени

  И время течет спокойно, прозрачно, неумолимо,
  и время меняет место, и путает ложь и правду;
  а я разбираю летопись чудес, пролетевших мимо,
  и думаю: Боже правый, верни хоть одно обратно!
  Перченкова Екатерина.
  

  Первая цепь ассоциация к словосочетанию «многодетная семья»: социальное пособие, спартанские условия, тип отношений как в семейном детском доме. Вторая - семья Ульяновых, зеленая лампа, совместные интеллектуальные игры и забавы, коньки, лапта, шарады; старшие способствуют развитию младших, младшие обожают старших. Вряд ли кто хотел бы поменять собственную семью на первую. Каждый мечтал быть членом второй. Семья Конвей второго типа. Шестеро детей, выросших, не познав бедности и лишений, папа был достаточно заботливым и дальновидным (и происходил из семьи со средствами, добавим), чтобы умирая, обеспечить будущее жены и детей: кое-какая недвижимость, акции в паре-тройке перспективных предприятий. Отчего умер? Да как-то нелепо утонул (будто бывает лепая смерть). Они остались городской достопримечательностью, дружная семья Конвей, семь в одном, двое братьев, четверо сестер, яркая красавица мать в еще нестарых летах. Да. без мистера Конвея грустно и, да, его очень не хватает, но они есть друг у друга, идеальная семья Ньюлингхема.

  Старший Алан, надежда и опора, спокойный, уверенный, так похожий на отца. Непременно станет кем-то значительным. Может быть политиком или финансистом? Робин, его нельзя не любить, человек-праздник, обаятельный красавец, к тому же бравый офицер. Теперь, когда закончилась война, заработает кучу денег: костюмы от лучшего портного. лаковое авто, блестящая жизнь.. Мэдж, старшая из сестер, она уже работает учительницей, исповедует взгляды, близкие к социалистическим, серьезная и строгая. Впереди карьера директрисы колледжа? Полная противоположность ей Хейзел – первая красавица, подумывает об актерской карьере, но вполне удовлетворится высоким красавцем мужем с кучей денег и аристократическим титулом в придачу, станут путешествовать по свету (но дом в Лондоне будут держать). И чтобы в каждом номере Хилтона каждого города, который они посетят, ждала корзина роз. Наша Кей напишет роман, который прославит ее, она уже и сейчас пишет что-то концептуальное. А младшая Кэрол хочет просто жить.

  Признаюсь, я боялась этой пьесы. Ну, потому что была та ужасная попытка читать в девицах «31 июня», от которого ждала дивных откровений в стилистике фильма («Всегда быть вместе не могут люди», леди Мелисент и Прекрасная Дама в синем чулке) а получила что-то невозможно скучное, что тут же и отложила. И еще «Герой-Чудотворец», «Ерунда какая-то и скукотища» - констатировала, на том Пристли в моей жизни и кончился, не успев начаться. Из пяти десятков произведений, составляющих его творческое наследие, пыталась читать два, ни одного не осилив. О «Семье Конвей» имела стойкое, ничем не подкрепленное внутреннее убеждение, что скучные дяденьки и тетеньки станут трагически заламывать руки и надрывно декламировать выспренную чушь. Все не так.

  А как? А вот так, первое действие 1919 год, все молоды, полны надежд, и ты, читающая пьесу, хочешь быть с ними, такими умными, стильными, высокомерными. Ты одна из них, твое место там. День рождения Кей, шарады, накладные усы и носы в коробке из-под сигар, домашний театр: «Мама непременно захочет нарядиться испанкой, она любит роковые страсти». Зачем только Джеральд притащил с собой этого неотесанного коротышку Эрнеста, который все время пялится на Хейзел? Некоторые люди должны понимать, что они не ко двору в приличном обществе. Маме предлагают пять тысяч фунтов (!) за дом, громадные деньги, но она нипочем не согласится расстаться с ним, хотя может быть разумнее было бы продать, цены на недвижимость теперь заоблачные, скорее всего через пару лет упадут, а впрочем, это такой скучный предмет, забудем.

  А потом второе действие и снова день рожденья Кей, только теперь о нем почти никто из семьи не помнит. Все они встречаются на род семейного совета. Прошло восемнадцать лет, все ощутимо постарели и сдали. Ни один не воплотил в жизнь давних мечтаний. Плохо выглядят, плохо одеты, довольствуются ролями статистов в пьесе жизни. Алан мелкий клерк в городской управе, Робин коммивояжер, да к тому же спивается. Мэдж все учительствует, теперь без надежды на карьеру, в свое время просила у матери долю папиного наследства, чтобы стать младшим партнером в частном колледже, но та лишь отмахнулась и потратила все на Робина. Вот кому ни в чем от нее отказа не было. Да не впрок. И теперь она разорена. Все они разорены, не могут рассчитывать на то, что папины деньги хотя бы в старости обеспечат им толику комфорта. Кей стала журналисткой, нет, не акула пера, мотается по городам и весям, берет интервью у третьеразрядных звездочек для третьеразрядных журналов. Третьеразрядная Кей. Хейзел вышла за коротышку Эрнеста, он неплохо приподнялся, кстати, и теперь держит бывшую заносчивую красавицу аристократку жену в черном теле. Кэрол умерла.

  Ты переносишь атмосферу фатальной несчастливости второго действия, не без брезгливой отстраненности, пока в третьем действии время не захлестывается петлей на твоем горле. Это, на самом деле, невероятной силы впечатление до физического ощущения боли за грудиной и кома в горле. Потому что мы возвращаемся в тот первый вечер, когда все начиналось. Кей впала в рот дремотного забытья и то. что должно случиться, привиделось ей. Все можно и нужно сейчас исправить. Ничего нельзя? Постойте, подождите, нужно только припомнить эти стихи Блейка, которые прочел ей, постаревшей отчаявшейся Кей убогий неказистый Алан. Я не помню, чтобы Уильям Блейк исповедовал особую концепцию времени, кажется то, что Алан хочет объяснить сестре, современному читателю яснее будет из «Бойни номер пять» Воннегута. Время не линейно: нет будущего и прошлого; всякий человек – сумма всего, что было, есть и будет с ним в каждый момент времени плюс сумма всех возможностей, которым в этой жизни не суждено реализоваться. Все, что кажется непоправимым, можно исправить. Надо только уметь вернуться в ключевую точку. Или вернуться туда, где ты счастлив.

  
  

  Пусть будет страшно и честно, пускай оно станет сутью,
  пусть метит каленым железом, пусть льется по венам ртутью,
  поймает и не отпустит – хоть умирай…

  Ибо место отныне пусто.
  Пусть будет – рай,
  пусть случится - дверь, что открыта для посторонних,
  несожженный мост, где стоишь во весь рост, ладонью
  прикрывая рану на месте вынутого ребра.

  12

  641