Уроки греческого

Что ж, в третий раз штурмую библиографию недавно получившей Нобелевскую премию корейской писательницы Хан Ган и, наверно, на этом свои попытки остановлю. Почему-то благодаря её текстам вообще теряю веру в себя как в читателя азиатской литературы.

«Уроки греческого» меня подкупили аннотацией, будто обещавшей за красотой текста хоть какой-то любовный сюжет. В романе он всё же есть: это история встречи двух аутически устроенных сердец, один из которых — преподаватель древнегреческого языка, теряющий зрение, а вторая — его студентка, недавно переставшая разговаривать. Символизм книги, побуждающий двух одиноких и по-своему сломленных людей благодаря изучению мёртвого языка найти ключ к собственному языку любви, меня очаровал, но сам художественный метод Хан Ган, её бесконечная поэтика и инаковость, которая, кажется, порой превосходит даже отличительность её персонажей, со мной вот уже в третий раз не стыкуется. На всём протяжении текста мне было обидно и грустно, что такой прекрасный сюжет не придумал кто-то другой, более содержательный, словоохотливый и реалистичный автор.

История любви под пером Хан Ган становится настолько воздушной и прозрачной, будто сотканной из паутинки кисейной барышней, что проникнуться к ней у меня не вышло, сколько я ни старался прочувствовать азиатский характер изложения и отстранённость автора. Мне в равной степени не стали близки ни профессор, застрявший между двумя культурами и оставшийся иностранцем в обеих, ни студентка, пережившая смерть матери и потерю родительских прав на сына. Социальный аутизм этих особенных людей не ложится в плоскость моего собственного прагматизма.

При этом глупо отрицать, что перед нами большой мастер слова, даже в англоязычном переводе чувствуется, как виртуозно писательница владеет словом, как умеет ёмко и вычурно писать о метафизике человеческих поступков и суждений, примечать удивительные особенности и подчёркивать лиризм окружающего героев мира. Пишу и грущу: мне как взрослому читателю иногда кажется, что ту или иную книгу я пока не перерос и потому вернусь к ней спустя годы. К этим же романам я таких попыток прикладывать не буду: со стилем и внутренней логикой Хан Ган или сближаешься и проваливаешься в них сразу, или не находишь вовсе точек соприкосновения.

Тут оставлю самую красивую строчку из романа на мой скромный вкус, ещё одну красивую бирюльку, которую я пытался всё чтение безрезультатно прикладывать поближе к сердцу:

Я отошла от «Уроков греческого» Хан Ган и даже готова поговорить об этом! Вся книга – одно огромное кровоточащее стихотворение, прозрачная хрупкость человеческих оболочек, акварельная образность. Расстояние между текстом и читателем сокращено до минимума – он бьет немедленно и насквозь.

Две жизни: профессора древнегреческого языка и литературы, который вскоре ослепнет, и его студентки, которая не может вымолвить ни слова, проходят по касательной и, едва соприкоснувшись, вскрывают самые тяжелые раны и нарывы. Она потеряла способность говорить после потери матери и лишения опеки над сыном, а он так и не смог найти свою идентичность, застряв между двумя культурами (корейской и немецкой).

Особенные люди выстраивают свои отношения с миром и пространством, не имея доступных нам средств - слуха или зрения. Они ощущают мир гораздо острее, ярче, стремительнее. Они –абсолютно иные, и это «иное» показано совершенно прекрасным, удивительное умение различать и хватать частицы жизни, чувствовать природу, которая, кстати, в романе является полноправным персонажем. Хан Ган – поэтесса, поэтому в ее прозаических работах не существует никакого случайного пейзажа, каждый кусочек ландшафта – это символ, будь то рассыпающиеся гниющие лепестки лилий на свету или крохотная птичка, плачущая в темноте под лестницей.

Её тексты совсем не для начинающих свой литературный путь читателей, и я не стану рекомендовать Хан Ган, если до этого вы читали Коэльо (ничего не имею против Коэльо, просто это творцы слишком разных мастей). Повествование густое и протяжное, со свойственным азиатским авторам отстранением себя от героев. Текст - наблюдение, констатация, где даже в описании ночного кошмара главной героини, в котором ей забивают рот бинтами, сохраняется спокойствие слога. Я обожаю сочетание гиперреализма и сдержанности изложения.

И, конечно, невозможно не отметить форму языка, я честно давно не видела такого филигранного обращения со словом у современных писателей, в какой-то момент у меня закончились и стикеры, и маркер. Хан Ган выстраивает потрясающие словесные структуры, каждая лексема, каждая строка попадают внутрь, ты читаешь и не можешь остановиться, буквы пробегают легко и быстро, а эмоциональный накал при этом нарастает и в какой-то момент становится трудно переносимым, но за счет совершенства стиля ты даже не замечаешь, как это происходит. Тот случай, когда преобладание формы над динамичностью сюжета не только оправдано, но и производит колоссальное впечатление.

Главное, за что этот роман занял прочное место в моем сердце – чувство бесконечной благодарности и счастья за каждый прожитый день