Самые полюбившиеся классические произведения 2025 года!
Nurcha
- 282 книги

Ваша оценка
Ваша оценка
Это рассказ о чувстве превосходства, лицемерии, жестокости и о том, к каким последствиям сплав этих гремучих элементов может привести.
Особенно когда первое - неоправданно и чрезмерно раздуто, второе - самонадеянно, а третье - бескомпромиссно.
История неоднозначная, о подробностях приходится догадываться, а финал в некотором роде остаётся открытым.
Доктор Макфейл с женой и супруги-миссионеры Дэвидсоны сходят с парохода на одном из островов в Океании под названием Паго-Паго. Путь их лежит на другой остров, но из-за непредвиденных обстоятельств путешественники вынуждены задержаться на Паго-Паго.
Место кажется достопочтенной чете Дэвидсонов не слишком затронутым цивилизацией и годным разве что в качестве перевалочного пункта. Другое дело, соседний остров, который они осчастливили своей миссионерской деятельностью. К тому же на Паго-Паго то и дело идёт дождь. Не мягкий дождь, приносящий умиротворение, а настоящий тропический ливень.
Образ дождя можно трактовать по-разному. К примеру, как силу природного начала в человеке, которое не получается удержать в тесных рамках корсета условностей и придуманных правил.
Итак, как вы уже поняли, вынужденная задержка никого не радует. Но нет, и здесь мы встретим исключение. Мисс Томпсон, несмотря на непогоду, собирается хорошо и с выгодой для себя провести время.
Мистер Дэвидсон с его натренированным чутьём на грех не может обойти стороной данную мисс. Девушка сразу вызвала у него подозрение, и вскоре оно подтвердилось. Читатель может не сомневаться, что Дэвидсон не отступит с пути, который он считает единственно истинным, и сделает всё от него возможное, чтобы спасти заблудшую душу. Не зря он уже помог стольким туземцам отойти от греховности, часто выражающейся в неподобающей, с точки зрения цивилизованных миссионеров, одежде. О добропорядочности и о том, как следует себя вести, чета Дэвидсонов может разглагольствовать часами. Всё это вызывает лёгкое раздражение у доктора Макфейла, которому ничего не остаётся, как играть роль наблюдателя. Он фиксирует противостояние между Томпсон и Дэвидсоном.
Развитие отношений мисс Томпсон и миссионера наводит на мысль, что скатиться в греховность бывает намного проще, чем начать вести другой, более достойный образ жизни.
Рассказ Моэма отлично демонстрирует распространённый и, видимо, довольно универсальный, феномен. Люди, которые больше и громче других рассуждают о приличиях и традиционной морали, склонны первыми нарушать то, что они проповедуют. Их поступки вступают в явное противоречие с тем, что у них на устах. Так и случилось с мистером Дэвидсоном. Однако для него это корневое расхождение между делами и словами не прошло даром. Более того, концовка заставляет предположить, что, в отличие от прожженных лицемеров, он мучился от угрызений совести.
Было ли происшествие на острове Паго-Паго первым случаем, когда Дэвидсон, так сказать, оступился? Ответа нет, но по тому, как его супруга отреагировала на принесённую ей в финале весть, можно предположить, что это не первая промашка уважаемого миссионера.
Не исключено, что осознание греховности собственной натуры подталкивало Дэвидсона к непреклонности в понятиях нравственности, точнее того, как он её понимал. Убеждая других, он пытался убедить самого себя, что у него, несмотря ни на что, всё в порядке с моральным обликом.
История наводит фокус на колониальное мышление и присущие ему стереотипы.
Местные жители в глазах Дэвидсонов и многих других «белых» людей, по определению, подлежат воспитанию и переделке. Только послушно выполняя приказного порядка рекомендации миссионеров они могут приблизиться к тому, что принято считать цивилизацией. В защиту того, что защищать нет никакого желания, можно, пожалуй, сказать следующее. Насколько такой подход одних людей к другим людям антигуманен и не целесообразен, лучше видно со стороны. Находясь внутри мира условных Дэвидсонов сложно увидеть, как твои взгляды отражаются в незамутнённом зеркале. Иногда дистанция помогает лучше видеть.
Я обратила внимание на один момент в рассказе.
Совсем не уверена, что Моэм вкладывал в это замечание какой-то скрытый смысл, но читатели из XXI века могут увидеть в этом тонкий намёк на то, насколько условно разделение на «дикарей» и не «дикарей». Один штрих и уже не знаешь, кто есть кто.

В наше время никого не удивишь историей о женитьбе взрослой женщины и молодого мужчины, но тем не менее всё еще есть такие люди, которым есть до этого дело) Здесь такой персоной оказалась Мэрион родственница Джейн, той самой невесты.
Мэрион практически прямым текстом сказала Джейн, что ее идея выйти замуж за мужчину вдвое ее младше это бред, это курам на смех, это риск оказаться без денег. Поначалу и у меня закрадывалось подозрение, что Гилберт женится как раз таки ради денег, но это было до того, как автор представил нам своего героя. И до того, как нам показали Джейн не в гостиной Мэрион и не глазами Мэрион.
Это только со слов Мэрион Джей нелепая старуха, не умеет одеваться, не умеет себя преподнести, не умеет наладить общение. Да, с гардеробом у Джейн и правда беда, но это только потому, что ее он особо не волновал, а в остальном Джейн умница. У нее веселый нрав, уживчивые характер, она добра и смекалиста и может распознать где правда, а где ложь (во всех кроме Мэрион:))
Да, пусть за основу рассказа взята история Пигмалиона и Галатеи, но не только же в ней дело. Гилберт изменил Джейн, теперь у нее красивые наряды и модная прическа. Теперь Джейн звезда Лондона, к ней на вечера ломятся все. В конце мне было несколько жаль Гилберта, хотя он смирился со своей участью. А Джейн пошла дальше, как хорошо,что они с Гилбертом договорились "на берегу".
Хочется пожелать этим выдуманным героям счастья)) Хороший рассказ, написано очень умно и с юмором.

Вторая Мировая. Германия оккупировала Францию.
Такой короткий рассказ и столько ужаса в себя вместил.
Вот сейчас сижу в шоке. Рассказ начался с трагедии и закончился еще бОльшей трагедией. "Кто виноват?" - именно этот вопрос вертится в уме, а однозначного ответа нет, не могу найти.
Может, немецкий солдат виноват. Ведь он же изнасиловал фермерскую дочь.
А может и сама Аннет виновата? Спровоцировала, оскорбляла, нарвалась, а смолчала бы и ничего бы не было?
А может, родители Аннет виноваты в том, что продолжали привечать Ганса, принимать от него продукты, подарки, забыли всё, простили Ганса, а в конце не уследили за дочерью?
Чей грех тяжелее? Ганса - изнасилование или Аннет - убийство своего ребенка? Да, этого ребенка она не хотела, ненавидела и отца ребенка, и самого ребенка, но убить безвинное существо?
А может , это война виновата? Можно ли всё списать на войну, на военное время, на сложное, кровавое время? Война сможет оправдать насилие и убийство?
Можно ли простить Ганса, ведь он пытался всё изменить, он помогал этой семье, он полюбил Аннет, он хотел и этого ребенка, он хотел жениться на Аннет, он готов был остаться жить во Франции, на ферме с родителями Аннет? Ведь он же старался, как мог.
А Аннет? Она любила другого. Коллегу-учителя. И даже уже беременной ждала учителя с войны, из плена. Надеялась, что он её не оттолкнет, надеялась, что он ей поверит, в то, что это было насилие и Аннет не продалась за продукты и подарки, как некоторые другие девушки и женщины... Но родить и убить ребенка? Своего ребенка. Ведь это не только ребенок Ганса, но и её тоже.
Или все-таки нужно быть непрогибаемой? И плевать, что стала преступницей, зато она верна Франции и своим взглядам. Вот, даже своего ребенка не пожалела, зато осталась верна себе и своей ненависти?
Вот интересно, что сделал Ганс? Убил всех или только Аннет? Или сейчас развернулся и ушел, а потом придет и сравняет эту ферму с землей? Или...
Одни вопросы и почти без ответов...

Этот дождь начинал действовать ему на нервы. Он не был похож на английский дождик, который мягко шелестит по траве: он был беспощаден и страшен, в нем чувствовалась злоба первобытных сил природы. Он не лил, он рушился. Казалось, хляби небесные разверзлись; он стучал по железной крыше с упорной настойчивостью, которая сводила с ума. В нем была затаенная ярость. Временами казалось, что еще немного — и вы начнете кричать; а потом вдруг наступала страшная слабость — словно все кости размягчались, — и вас охватывала безнадежная тоска.

...Этот дождь начинал действовать ему на нервы. Он не был похож на английский дождик, который мягко шелестит по траве: он был беспощаден и страшен, в нем чувствовалась злоба первобытных сил природы. Он не лил, он рушился. Казалось, хляби небесные разверзлись; он стучал по железной крыше с упорной настойчивостью, которая сводила с ума. В нем была затаенная ярость. Временами казалось, что еще немного — и вы начнете кричать; а потом вдруг наступала страшная слабость — словно все кости размягчались, — и вас охватывала безнадежная тоска.

— Господи, стыд какой! — вырвалось у нее, как стон.
— Ну что ты. Какой тут стыд? Кусок сыра и немножко свинины, только и всего.