Время жить и время умирать

После этой войны так бесконечно много надо будет прощать и нельзя будет простить.

Он вспомнил труп пятилетней девочки и другие бесчисленные трупы, которые ему приходилось видеть, вспомнил своих родителей и Элизабет и почувствовал, как его словно судорогой свело, весь он был охвачен ненавистью к тем, кто все это затеял; эта ненависть не побоялась перешагнуть через границы его собственной страны и знать ничего не хотела о справедливости и всяких доводах «за» и «против».

Я хотел бы знать одно: как совместить все это: книги, стихи, философию — и бесчеловечность штурмовиков, концентрационные лагеря, уничтожение невинных людей?

У него внезапно возникло суеверное чувство, что добрым делом он может подкупить судьбу.

Он пытался ускользнуть от военщины и ее гнета, захотел почувствовать себя на свободе и сразу же очутился в мире страха и неуверенности.

«Еда, — подумал он. — Во время войны все представления людей о счастье всегда связываются с едой».

— Цветет… — сказала Элизабет. — Для деревьев сейчас весна, вот и все. Остальное их не касается.
— Да, — отозвался Гребер. — Они нас учат. Они все время нас учат. Днем — та липа, сейчас — вот это дерево. Они продолжают расти и дают листья и цветы, и даже когда они растерзаны, какая-то их часть продолжает жить, если хоть один корень еще держится за землю. Они непрестанно учат нас и они не горюют, не жалеют самих себя.

Он знает, лед тонок и может в любую минуту проломиться, но пока еще держит — и этого достаточно.

У меня такое чувство, будто я вырвалась из тюрьмы. И будто меня за обман скоро опять туда посадят.

Целых два года я ел только из жестяного котелка и ни разу не был уверен, что успею докончить свой обед — поэтому сейчас это не просто роскошь; нечто гораздо больше. Это мир и безопасность, радость и праздник — словом все то, чего на фронте не бывает.