Денискины рассказы

Конечно, я в тот раз еще совсем глупый был.

Грохот стоит дьявольский, а Ефросинья Петровна уже слегка помешалась и кричит какие-то странные слова:
— Грабаул! Караулят!

Заперлась. Ото всех заперлась! Вместе со мной и корытом. Заперлась на два оборота.

И я так нагляделся на все на это, что тоже решил стать самым сильным человеком во дворе, чтобы всех побивать, в случае чего.

Ещё я очень люблю играть в шашки, шахматы и домино, только чтобы обязательно выигрывать. Если не выигрывать, тогда не надо.

Мама сняла с кастрюльки крышку.
— Солили? — спросила она.
— Потом, — сказал папа, — когда сварится.
Но мама понюхала кастрюльку.
— Потрошили? — сказала она.
— Потом, — сказал папа, — когда сварится.
Мама вздохнула и вынула курицу из кастрюльки.

Мы с Мишкой так и покатились. Мы смеялись с ним оба одинаково, но потом Мишка стал смеяться громче, чтоб меня пересмеять.

Я сказал:
"Вы дура, тётя Тамара! Чтоб вы лопнули! И вообще вон из моего дома. Чтобы ноги вашей толстой больше здесь не было".
Я сказал это про себя, в мыслях, так, что никто ничего не понял.

От этих мыслей я долго не мог заснуть, так долго, что не заметил, как всё-таки заснул.

- ... Ведь ты же знаешь, что одна капля папиросного яда убивает лошадь!
Вот так раз! Я посмотрел на папу. Он был большой, спору нет, но все таки поменьше лошади. Он был побольше меня или мамы, но, как ни верти, он был поменьше лошади, и даже самой захудалой коровы. Корова бы никогда не поместилась на нашем диване, а папа помещался свободно.