Граф Монте-Кристо. Том III

Черт возьми, я хочу сохранить свои иллюзии относительно насекомых; достаточно того, что я утратил иллюзии относительно людей.

- Так, значит, он заговорил?

• Нет, но заставил себя понять.
• Каким образом?
• Взглядом; его глаза продолжают жить и, как видите, убивают.

Глаза отдавали приказания, глаза благодарили; это был труп, в котором жили глаза; и ничто не могло быть страшнее подчас, чем мраморное лицо, в верхней половине которого зажигался гнев или светилась радость.

Есть слова, которые замыкают беседу, как железная дверь.

Идеи не умирают, они порою дремлют, но они просыпаются еще более сильными, чем были до сна.

У каждого человека есть своя страсть, грызущая ему сердце, как у каждого плода есть свой червь.

Во всяком правильно работающем мозгу господствующая мысль, а таковая всегда имеется засыпает последней и первая озаряет пробуждающее сознание.

- ...В Риме вещи возможны или невозможны. Когда вам говорят, что невозможно, то дело кончено.

– В Париже много удобнее: когда вам говорят, что это невозможно, вы платите вдвое и тотчас же получаете то, что вам нужно.

Смею вас уверить: чем больше видишь умирающих, тем легче умирать; а поэтому я убежден, что смерть может быть казнью, но не искуплением.

- Разлука разделяет не хуже смерти; представьте себе, что между Дантесом и Мерседес выросла тюремная стена; она разлучит их точно так же, как могильный камень.

• Да, но из тюрьмы выходят, - сказал Кадрусс, который, напрягая остатки соображения, цеплялся за разговор, - а когда человек выходит из тюрьмы и когда он зовется Эдмон Дантес, то он мстит.