La Nausée

Но взгляд его полон иронии, как будто его насмешили – дальше некуда. Он меня ненавидит. Зря я расчувствовался в отношении этого маньяка.

Он был просто красив. Я отказался от мысли обнаружить в нем какой-нибудь изьян. Но он меня не отпускал. Я прочел в его глазах спокойный и неумолимый приговор. И тут я понял, что нас разделяет; мое мнение о нем его нисколько не затрагивало – для него это была жалкая психология, вроде той, что разводят в романах. Но его суждение пронзало меня насквозь как меч, оно ставило под сомнение самое мое существование. И он был прав, я всегда это сознавал: я не имел права на существование.

Таким образом, все эти предметы обычно хотя бы очерчивают границы возможного. Так вот, сегодня они не очерчивали ничего – казалось, само их существование поставлено под вопрос, и им стоит величайшего труда дотянуть до следующего мгновения.

Поработаю? Я знал, что не напишу ни строчки. Еще один пропащий день.

Мне нет надобности сочинять пышные фразы. Я пишу, чтобы прояснить некоторые обстоятельства. Надо остерегаться литературщины. Надо писать первое, что просится на кончик пера, не выбирая слов. По совести, мне противно, что вчера я отдал дань возвышенному.

Я в растерянности – каждое движение обязывает меня. Я не знаю, чего от меня ждут.

Три часа. Три часа - это всегда слишком поздно или слишком рано для всего, что ты собираешься сделать. Странное время дня.

В скрюченных пальцах мелькает силуэт червонного короля, потом короля переворачивают лицом вниз, игра продолжается. Красавец король явился издалека, его приход подготовлен множеством комбинаций, множеством исчезнувших жестов. Но вот и он, в свою очередь, исчезает, чтобы дать жизнь новым комбинациям, новым жестам, ходам и ответам на них, поворотам судьбы, крохотным приключениям без счета.

Не могу понять, в чём дело: я видел молодых людей, которые не знали и половины того, что знаю я, видно было, что стоя перед картиной, они испытывают наслаждение.