La Nausée

…мусульмане мочатся сидя, а в Индии повитухи в качестве кровоостанавливающего используют стекло, толченое в коровьем навозе, а в Борнео девушка во время месячных три дня и три ночи проводит на крыше своего дома.

Три часа. Три часа это всегда слишком поздно или слишком рано для всего, что ты собираешься делать.

Речи безумца абсурдны по отношению к обстановке, в которой он находится, но не по отношению к его бреду.

... сейчас время аперитива, а я по горло сыт одушевленными предметами, собаками, людьми, всеми этими самопроизвольно шевелящимися мягкими массами.

вкус крови во рту вместо вкуса сыра- разницы никакой.

Даже если я останусь, даже если в молчании забьюсь в угол, я все равно никуда от себя не денусь. Я буду существовать в этом углу, буду давить своей тяжестью на пол. Я есмь.

Уж не видимость ли я, и только?

The thing is that I rarely think; a crowd of small
metamorphoses accumulate in me without my noticing it, and then, one fine day, a veritable revolution
takes place.

Я понял тошноту, овладел ею. Существование не является необходимостью. Существовать - это значит БЫТЬ ЗДЕСЬ; существования вдруг оказываются перед тобой, на них можно НАТКНУТЬСЯ, но в них нет ЗАКОНОМЕРНОСТИ. Случайность - это не нечто кажущееся, не видимость, которую можно развеять; это нечто абсолютное, а, стало быть, некая совершенная беспричинность. Беспричинно все - этот парк, этот город и я сам. Когда это до тебя доходит, тебч начинает мутить и все плывет, - вот что такое Тошнота.

Если бы я мог перестать мыслить! Я пытаюсь, что-то выходит – вроде бы голова наполнилась туманом… и вот опять все начинается сызнова: «Туман… Только не мыслить… Не хочу мыслить… Я мыслю о том, что не хочу мыслить. Потому что это тоже мысль». Неужто этому не будет конца?