
Книги строго "18+"
jump-jump
- 2 369 книг

Ваша оценкаЖанры
Ваша оценка
На автофикшен Максима Семеляка о нулевых, критических рецензий: умных, глубоких, сложных - больше, чем читательских. Объяснимо, "Средняя продолжительность жизни" в значительной степени вещь в себе, если и не в кантовом смысле абсолютной умонепостигаемости, то, уж точно, в бытовом - когда не хочется вникать, понимать, следовать за рассказчиком в дали, где он блуждает. Не читательский это проект, со времен Пушкина мало что изменилось, читатель ждет уж рифмы "розы", а не получая, теряет к рассказчику интерес. В книге на три с половиной сотни страниц должен быть какой-никакой сюжет и эмоциональная привязка,
Заставь его сострадать тебе, пробуди эмпатию - и он твой, хотя бы даже потом сетовал, как надоело бесконечное нытье литературы травмы. Семеляк этого не делает, кажется он органически неспособен играть в модную игру "давайте повесим всех собак на родителей". Да, сетует, что отдалился от отца, что ребенком был ему интересен, а подростком словно бы перестал для него существовать - ни одной фотографии против сотен и тысяч ежегодных в детстве (папа был профессиональный фотохудожник). Но не снимает и с себя ответственности за это отдаление, и вообще как-то подозрительно самодостаточен. Счастлив и востребован в профессии без необходимости жилы рвать, прогибаться под начальства и люто ненавидеть способ зарабатывания денег. Жалеть не за что, завидовать нечему
Неважно, насколько он хорош с метафорами, как извилист его внутренний мир, сколькими степенями эрудиции превосходит читателя. С последним все вообще сложно, мы охотнее простим автору некоторое скудоумие, чем слишком яростную яркость. Герой-рассказчик ярок, умен, свободен. Одинок, но не тяготится одиночеством. Ностальгирует по детству, но его поиски утраченного времени лишены прустова стремления вернуться туда - не больно оно было хорошее, то время. Отдаленность. непривязанность, отдельность от всего, существование внутри собственного континуума, куда читателю за ним не последовать - такова "Средняя продолжительность жизни", какая угодно. но не средняя.
Говорят, в романе хорошо схвачен и передан дух нулевых, особые умонастроения времени, когда шлюзы были открыты и казалось, что все еще возможно, но уже смутно понималось про зыбкость социальных лифтов и прочность стеклянного потолка. Наверно да, хотя мои нулевые достаточно сильно отличались от будней героя, необходимость начинать с нуля в другой стране и заботиться о двух детях не способствует расслабленности и скольжению по жизни. не вовлекаясь в серьезные отношения. Кроме того, нас разделяют те самые четыре года, что проводят границу более существенную, чем поколенческая - помните, примерно об этом говорит Максим, описывая первую встречу с Анитой и ее свитой? Как человек, не чуждый астрологии, я даже могла бы аргументированно объяснить эту разницу в мировосприятии сменой знаков трансурановыми планетами, но то было бы долго и вряд ли кому интересно, потому ограничусь констатацией - есть такое, это не досужая авторская фантазия. И да, пили мы все тогда много больше.
Резюмируя: читать ради стиля. У книги высокий порог вхождения и ближе к концу, когда понимаешь, что все так и ограничится пустопорожними разговорами, становится не то, чтобы противно, а как-то бессмысленно. Но продравшись через начало и чуть не доходя до конца - территория множественного читательского оргазма (для умеющих извлекать его из текста).

Первая треть книги мне показалась похожей на "Школу для дураков" Соколова - то же интеллектуальное плетение словесных многозначностей вроде бы ни о чём, поток ассоциаций, запись, надиктованная внутренним голосом. Мне казалось, я могу бесконечно читать этот текст небольшими порциями, будь он хоть тысячестраничным. Это как стендап - можно потерять остроту восприятия, если принимать по-многу за раз. А здесь ещё стендап и мрачноватый:
Знакомство с героем начинается в совершенно дикой ситуации, когда он лопаткой "туристическая" раскапывает могилу на Ваганьковском. Ничего себе хобби! - думается читателю, - что за маргинал?!, - но нет, это для него такое же непривычное м малоприятное занятие как и для любого из нас. Но он не скоро посвятит нас в обстоятельства .
Затем он по непонятным сперва причинам приезжает в дом отдыха туристической направленности - он бывал там в детстве, вместе с семьёй и не ностальгия привела его опять сюда. Он бродит старыми дорожками, знакомится с новыми людьми. Сперва это небольшая застольная компания, куда его посадили четвёртым, чужаком - к блудливой Аните и двум её спутникам, пусть даже один из них был лидером этой небольшой группы, но фокус внимания нашего героя был сосредоточен по понятным причинам на девушке. Разговоры, разговоры, разговоры, социальное "обнюхивание" с целью определить общность и необщность вкусов и восприятий. Но вот когда он встречается с "лодочником", книга перестала мне нравиться. Непрошенный местный "Дон Хуан" посвящает при малейшем случае героя в дебри своей философии. А триггером для очередной порции "мудрости" служит всё что угодно - мимика, случайное слово, жест, взгляд - лодочник всё расшифровывает, поясняет, почему все движения неправильные и как надо делать правильно и к чему стремиться. Я думала переждать этого чудилу и продолжить читать словесную вязь образов и смыслов, но нет - лодочник стал основным персонажем, долгожданным гуру. Он получил подкрепление в лице местного православного священника, и они уже вдвоем выносили мозг герою и мне. Эта парочка скорее напоминает скорее кого-то из свиты Воланда.
Книга превратилась в подобие "Диалогов" Платона. И вот тут я поняла что я точно не Алиса, которая считала, что книга без картинок и разговоров -неинтересная. Меня эта псевдо-разговорная форма не привлекает абсолютно. К тому же мне не нравилась ни тема, ни персонажи, ни смысл тех спорных истин, куда клонились эти обсуждения. Мало ли я слышала подобных речей за корпоративными застольями от творческих личностей вдохновлённых "спиритусом". Хотя сначала и те казались интересными.
Мне понравился стиль автора, поэтому мне хочется ознакомиться с его работами о Егоре Летове и о группе Ленинград.

Прочитала из любопытства после одного отзыва в ТГ об этом первом романе Максима Семеляка. Повествование о происходящем в 2008 году идёт от первого лица, и герой явно автобиографичен: совпадают имя, год рождения, факты биографии (после окончания филфака МГУ он служит "культурным рецензентом" в периодике).
Начало непонятно и поэтому напрягает и вызывает желание понять, о чем речь и к чему это все приведет. Герой выкапывает урну с прахом матери на Ваганьковском кладбище. А затем едет развеять останки на турбазу у озера, в место их семейного отдыха.
Продравшись сквозь словесное оригинальничанье, подробности случайных встреч и неслучайных диалогов, слышишь все чётче щемящую мелодию, первая нота которой прозвучала в начале.
Вместе с героем оглядываешься из прошлого в ещё более далёкое прошлое - в его детство, думаешь о невозможности ничего изменить в отношениях с ушедшими родителями.
Всё это не погружает во мрак и чернуху, а наполнено любовью и запоздавшим пониманием. И поэтому очень отзывается в душе.
Сознательно выбранная жизненная позиция Максима - "в центре, но на отшибе" (этим независимым одиночеством он похож на отца) - наверно, вызвана нежеланием участвовать в том, с чем не согласен. И это помогает ему трезво видеть людей и события, хотя трезвым он бывает редко.
Читалось одновременно непросто и увлекательно.
Словесное плетение, авторский язык с каламбурами и лексикой собственного изобретения, множеством цитат и аллюзий к мировому искусству (филологов бывших не бывает) - всё это обволакивает, оживляет текст, заставляет то смеяться, то напрягать память.
В общем, книга своеобразная, но интересная.

Вы въехали под эстакаду с ограничением в 3,7 м. На ней грубо намалевано «Я люблю тебя». Такой потолок чувств.

Забыться под русское телевещание бывает очень уютно, но просыпаться — себе дороже. Я очнулся от звероватого закадрового хохота

Следовало бы... учредить дополнительный десятый экокруг ада, где грешников вынудят ходить по битому пивному стеклу, станут душить обертками чипсов или накалывать на мусороуборочные пики.


















Другие издания


