Fervor

В девятнадцать лет я неделю прожил в Тель-Авиве. И познакомился с парнем. Саброй – так называют тех, кто там родился. Он рассказывал мне об Израиле: там все понимают, что стоят на пороге ужасной войны, в которой погибнут все, кого они знают, и ничуть не боятся. Понимаете? Они не боятся сказать не то, опозориться, не боятся, что кто-то что-то не то подумает, и прочей британской хрени. Они живут со скоростью миллион миль в час и отрываются как чумовые. И я понял: вот чего я хочу. Я хочу этого парня. Эти горы. Эти ночи. Я хочу отрываться как чумовой. Я хочу жить так и только так, пока не умру.

Память – последняя наша защита перед лицом зла. Оруэлл это знал. Окончательная победа Большого Брата заключается не в уничтожении человеческой сексуальности, а в отмене прошлого. В эти дыры памяти утекает сама история. Это знал и Шекспир. Что говорит Призрак Гамлету на прощанье? Он только что открыл сыну, что трон узурпировал безжалостный братоубийца, опасный авантюрист. Пожалуй, своего рода Гитлер шестнадцатого столетия. И все же последние слова Призрака обманывают ожидания: он не просит ни отомстить, ни убить узурпатора и восстановить справедливый порядок. Нет, просьба его куда скромнее и трогательнее: «Помни обо мне». Вот что сказал Призрак: «Помни обо мне», – и канул в безвременный сумрак смерти. Помни обо мне. Помни. Мы обязаны помнить. Другого оружия у нас нет.