Философия свободы

Мещанство есть обратная сторона необузданной жажды наслаждений. Мещанские нормы – плод неверия в благородное самоограничение человека.

Гений формы – не русский гений, он с трудом совмещается с властью пространств над душой. И русские почти совсем не знают радости формы.

Самоценность мысли и познания у нас всегда отрицалась. Западный человек не идолопоклонствует перед своими культурными ценностями, - он их творит.

В сознании народов расслабляющая идея блага и благополучия должна быть побеждена укрепляющей идеей ценности. Цель жизни народов – не благо и благополучие, а творчество ценностей, героическое и трагическое переживание своей исторической судьбы.

Странников в культурной, интеллигентной жизни называют то скитальцами русской земли, то отщепенцами… Странники града своего не имеют, они града грядущего ищут.

Человек имеет не право, а обязанность быть глашатаем высшей полноты истины, т.е. говорить он прежде всего должен что-то, а не только о чём-то.

Из священного гнозиса превратилась философия в полицейский порядок отвлечённой мысли, в охрану, в градоначальство, к которому обращаются за разрешением устроить то или иное в царстве мысли и познания.

Наша эпоха страдает волей к бездарности, волевым отвращением от гениальности и даровитости. Эпохи бывают бездарны, бедны гениями по собственной вине, это грех людской, а не слепая случайность, обделившая время свыше. И в нашу эпоху, как и во всякую, немало есть дарований, но они ложно направлены, они чахнут в атмосфере воли к бездарности.

Прославленная научная добросовестность, научная скромность, научное самоограничение нашей эпох слишком часто бывают лишь прикрытием слабости, робости, безволия в вере, в любви, нерешительности избрания. Слишком много светских приличий и условностей, прикрывающих внутреннюю пустоту.

Научность не есть ни единственный, ни последний критерий истинности.