Notes from a Dead House

У русской тюремной прозы богатая традиция. Было время, когда я недоумевала, зачем интеллигентные и явно неплохо обеспеченные дядьки из среднего класса читают и обсуждают в сетях разного рода тюремные мемуары. Сейчас не про Солженицына, Шаламова и Евгению Гинзбург, в широких кругах интерес к лагерной прозе угас так же скоро. как загорелся. Теперь именно об уголовниках: как человек туда попадает, как избегает возможных ошибок, которые могут уронить его в тюремной иерархии, как постепенно адаптируется, встраиваясь в ту жизнь.

Думала: зачем вам? Теперь понимаю, это ментальная прошивка. Когда не уверен, что завтра не заберут на войну или в тюрьму: неважно, насколько законопослушным ты был, неважны твой возраст, род занятий и состояние здоровья - ты в любой момент можешь оказаться среди людей грубых и злых, в положении человека, лишенного свободы и привычного комфорта, вынужденного подчиняться жесткому распорядку. Тогда лучше заранее готовиться, а болезненный интерес сограждан к пенитенциарной системе, показанной изнутри, не только объясним, но отчасти обряд ритуальной магии: смотри, Мироздание, я уже прошел это виртуально, не заставляй проделывать в реальности.

"Записки из мертвого дома" тюремная проза от русского классика. Человека. который прошел четырехлетнюю каторгу и на себе ощутил стальную руку государства. По сути автофикшн, который Федор Михайлович обернул в форму рукописи-найденной-в-бутылке. Никого этим не обманув, речь о том, что сам он испытал и пережил в свои каторжные годы, да он и не ставил цели ввести в заблуждение. Все, кто есть кто-то знали подоплеку тогда, как и теперь. Просто эта форма представляла публике не "политического", пострадавшего за идеалы, а вполне заслуженно отбывавшего наказание убийцу, так было удобнее, наверно.

Александр Петрович Горянчиков, небогатый дворянин, оказался в каторге за убийство жены из ревности, его "Записки..." не роман или повесть, скорее эссеистика: отчасти хроника, отчасти философствования на тему несвободы и особенностей национального характера. Здесь много портретных зарисовок, впоследствии использованных автором в художественных произведениях. Вот так я туда попал, вот так обживался и обустраивался, такие люди были вокруг, так работали проводили свободное время, так ели и пили, так был устроен острожный бизнес, так наказывали палками или плетьми, так болели, так праздновали, так устраивали театр.

Не люблю Достоевского. Был период в юности, когда много читала его, теперь не могу себя заставить. Его мрачность. безнадежность, утрированная страстность в соединении с тягой к расковыривани душевных ран - все это, мне кажется, для молодых людей. Очень молодых. Для подростков, с их болезненной чувствительностью, мрачностью и неприкаянностью в мире, который кажется не принимает и никогда не примет.

Если бы не аудиокнига в исполнении Игоря Князева, я совершенно точно не взялась бы за эту вещь. Но пройти непростой путь в обществе умного тактичного спутника совсем не то, что пройти его одной. Затем и берем непростые книги в исполнении любимых чтецов, с ними это легче.

Главное "второе рождение" произошло у Достоевского конечно перед казнью, когда буквально за несколько минут казнь была заменена каторгой. А вот сама каторга (тюрьма, заключение) делает уже потом человека "другим".. -он становится как бы на автомате более внутренне устойчивым ко всему и.. наделяет такого человека труднообъяснимой другими аурой тонкой таинственной силы..
Традиционно, несколько цитат и комментариев..
-"Впоследствии я понял, что, кроме лишения свободы, кроме вынужденной работы, в каторжной жизни есть еще одна мука, чуть ли не сильнейшая, чем все другие. Это: вынужденное общее сожительство.".. -но с другой стороны читаем дальше: -"Вот человек, который в каторге чахнет, тает, как свечка; и вот другой, который до поступления в каторгу и не знал даже, что есть на свете такая развеселая жизнь, такой приятный клуб разудалых товарищей"..
Вот ещё цепочка его размышлений:
-"Высшая и самая резкая характеристическая черта нашего народа -это чувство справедливости и жажда её"... -"Правда, наш народ, как, может быть, и весь народ русский, готов забыть целые муки за одно ласковое слово".. -там много всего, если погрузиться..
Степень парлептипности 0,97. Степень густоты (крови) 0,97.

После прочтения этой книги я долго сомневалась, какую поставить оценку. С одной стороны, данное произведение талантливо написано и сюжет ее позволяет больше узнать об изнанке жизни, изучить психологию людей, совершивших преступления. С другой стороны, читать ее было тяжело, история меня не увлекла, не заставила сопереживать, а поведение героев большей частью вызывало неприязнь.

Конечно, следовало этого ожидать, ведь писатель описывает жизнь преступников и мало кто оказывается на каторге без причины, большинство героев совершили убийства.
Даже главный персонаж, погубивший жену из ревности, отнюдь не тот человек, которому хочется сочувствовать. Я ожидала, что в книге будет затронута тема искупления вины, сожаления о преступлении, но автор, наоборот, пишет, что большинство заключенных вину свою не чувствовали. Да, конечно, многих на подобные действия толкнули тяжёлые обстоятельства их жизни, но они не видели особого греха в том, чтобы заниматься разбоем и лишать людей жизни.

Неприятным было описание того, как каторжные напивались, спуская сбережения, воровали друг у друга, занимались ростовщичеством, контрабандой вина. Как, рассказывая о своих преступлениях, называли это смешной историей.
Почему-то я представляла, что в тюрьмах есть некоторые "законы чести", что убийц детей там не любят. Но оказалось, что в данной книге преступник может самодовольно рассказывать, как резал и мучил маленьких детей, при этом не вызывая особого отвращения у своих товарищей.

Автор много внимания уделяет отношениям между каторжными, рассказывает об их нелюбви к "дворянчикам", о том, какие ценности им были важны, как люди переживали отсутствие свободы.
При этом писатель не драматизирует жизнь в остроге, относится к заключенным как к детям, жалеет их, наряду со страшными вещами описывая светлое в окружающих людях.

Резюмируя - это хорошая книга, которая описывает людей того времени, много внимания уделяя внутреннему миру каторжных. Главное, чтобы читатели могли поставить себя на место героев, а не оценивать их с точки зрения родственников убитых.

Сибирская каторга была особым, отдельным миром со своими неписаными законами, обычаями и правилами. Пожалуй, и современная тюрьма представляет собой нечто в этом роде, подобие некоего государства, вынужденно созданного необходимостью выживания в нем.

Я думала, что повествование будет вестись от лица самого автора. Но рассказчиком выступает некий Александр Петрович Горянчиков - бывший дворянин, образованный и благородный человек. Конечно, в нем узнается сам Достоевский. Каково было такому человеку на много лет оказаться среди простонародья, среди настоящих убийц, воров и прочих преступников? Среди унижения, телесных наказаний и тяжелейшего физического труда? Дворянин среди простых мужиков - белая ворона, даже закон и преступление не уравнивает их.

В процессе чтения эта книга казалась мне парадоксальной. Несмотря на тяжелую тему читать ее было довольно легко. Жизнь на каторге угрюма, она полна невыносимой тоски, озлобленности, горя и мучений, физических и душевных. Но только Достоевский, наверное, как настоящий христианин, умудрился описать эту атмосферу с несгибаемым чувством надежды, любви к ближним, какими бы они ни были, с верой в будущую свободу. В мертвом доме жизнь на самом деле по-настоящему кипит. Здесь процветает ростовщичество, а воровство и доносы в порядке вещей. Здесь едят щи с тараканами и ходят в баню по 100 человек за раз. Но есть место и праздникам и пьянству. Рядом с настоящими душегубами можно встретить безобидных стариков, круглосуточно молящихся богу. Рядом с убийцами и разбойниками волею судьбы и слепого закона спят невиновные люди. Самое страшное - осознавать, что эти записки не художественное произведение, а имевшая место реальность, так сказать "репортаж" из первых рук.

Книга полна не только описаний острожной жизни, она полна оригинальных характеров и глубоких философских размышлений. Для Достоевского-человека каторга была ужасной пыткой, как и для любого другого живого человека. Но для Достоевского-писателя она стала ценным проникновение в совершенно другую сторону человеческого бытия, драгоценным опытом наблюдений.

Я почему-то ждала от «Записок из Мертвого дома» чего-то запредельного, пугающего, сносящего, как говорится, крышу (интересно, откуда у меня такие ожидания?), и поэтому, пожалуй, немного разочарована. Да и книга пошла тяжело, хотя все равно в Достоевского нельзя не погрузиться с головой.

Речь идет о заключенных, сосланных в Сибирь; загремевший на каторгу дворянин Александр Горянчиков, отбыв срок, выплескивает свои впечатления в записки, которые автор якобы обнаруживает и нам приводит. Описывается в этих записках в основном быт заключенных – как оно бывает, к чему приходится привыкнуть, как обращаются с тем и с тем, как приходится изгибаться, чтобы достать то-то. Среди «общего» есть и личные впечатления – как было поначалу, как ощущалось, какие люди повстречались. Сюда же вплетаются рассказы о жизни этих товарищей по несчастью, любопытные случаи, с ними связанные, да чуток глубоких размышлений о системе исправительных наказаний.

Книга читается тяжело именно потому, что нет сколько-нибудь явной сюжетной линии, не считая стандартного «начало жизни в остроге» – объемного «как жилось» – «вышел на свободу». Унылая, серая повседневность, где даже сколько-нибудь острые события как-то чахнут под гнетом острожного быта. Ну, полагаю, такое впечатление и задумывалось автором, подобное и должен вызывать острог.

Однако есть момент, который я уже не раз подмечаю в книгах о тюрьмах. Оказавшийся там человек-рассказчик слишком увлекается жалостливыми рассказами о людях, о том, как мало они бывают виноваты, сколько хорошего сохранилось у них за душой, и под конец книги кажется, что чуть ли не все преступники (читайте – убийцы) заслуживают не только жалости, но и венца святого, что, понятно, абсурд полный. Что поделать, злодеяниям как-то мало внимания уделяется, и хотя я согласна с тем, что в каждом можно найти хорошее качество, какой-нибудь светлый проблеск, в данном произведении эти проблески переходят всякие границы. Вплоть до того, что за распитием вина, а также болезненными прощаниями, кажется, что и не в остроге провел годы, а в теплом кругу. Единственное, что Достоевский сам это замечает и подчеркивает, насколько приживчив бывает человек.

В общем, вещь хорошая (хотя и несколько типичная) и даже в известном смысле не отпускающая, но лично у меня сильных эмоций не вызвала.

Мёртвый дом – так назвал Федор Михайлович омский острог, где он пробыл 4 года после обвинения по делу петрашевцев.

Суровый климат, долгая морозная мрачная зима, физические страдания и лишения, боль и болезни, антисанитария и теснота, звериная жестокость и тупость, тяжёлый каторжный труд и неснимаемые кандалы на ногах, невозможность ни на минуту побыть одному, унижение и неволя, запрет читать и писать – неудивительно, что Достоевский говорил, что в омском остроге он «был похоронен заживо и закрыт в гробу».

Для писателя, для человека мыслящего невыносимой мукой была невозможность читать (в остроге разрешалась только одна книга - Евангелие) и писать; при отсутствии адекватного общения Достоевский испытывал бесконечное одиночество и чувствовал себя отверженным всем миром. Позднее, в дни, проводимые им в госпитале, он завёл Сибирскую тетрадь, где записывал свои мысли и наблюдения. Сибирская тетрадь и послужила позже основой для написания романа «Записки из Мёртвого дома».

В «Записках…» Достоевский описал свои впечатления и размышления о пережитом и увиденном в омском остроге, быт, нравы, судьбы и характеры людей, события (то, что считалось событиями в таком месте). Интересно, что такая тяжёлая тема описана спокойным медленным слогом, никакого надрыва, как в его знаменитых романах, 4 года глубоких размышлений поданы философично отстранённо, поэтому и читается с интересом.

Главное, чем наполнена книга – это стремлением понять каждую душу, которая попала в поле зрения писателя, в каждой пропащей душе разглядеть искру божью.

Известно, что Достоевский отзывался об Омске весьма неприглядно: «Омск - гадкий городишка. Деревьев почти нет. Летом зной и ветер с песком, зимой буран. Природы я не видал. Городишка грязный, военный и развратный в высшей степени. Я говорю про чёрный народ». А далее он пишет брату Михаилу: «Если б не нашёл здесь людей, я бы погиб совершенно… Брат, на свете очень много благородных людей».

Омск. Тобольские ворота Омской крепости (1794), через которые каторжане выходили на берег Иртыша для разгрузки прибывших судов

Прочитано в рамках совместных чтений клуба "Читаем классику вместе".

Самое странное во всей книге то, что главное действующее лицо — Александр Петрович Горянчиков, — в конце концов — точнее, на первых страницах книги — умирает. Мысль об смерти, с которой начинается повесть, непрестанно держишь в голове на протяжении чтения. Да, «Мёртвый дом» воссоздан на основе реальных мест, лиц, событий, но что же тогда в нём есть от вымысла? Насколько творческим получилось осмысление пережитого Фёдором Михайловичем, что главный герой после всего ему выпавшего умирает? И в какой момент зародилось в Ф.М. желание умертвить главного героя?

С одной стороны, писатель мог обдумывать детали текста ещё в остроге, пытаясь таким способом примириться с реальностью, чтобы уменьшить страдания или, насколько возможно, отрешиться от них. Фантазия человеку, в общем-то, и дана ради психологического эскапизма, единым которым, порой, и живы до сих пор некоторые люди. Так насколько же было Ф.М. тяжело в заключении? (Разумеется, ответ можно найти в книге, но читать об этом — не то же самое, что пытаться вообразить). Достаточно ли, чтобы пытаться каждое ничтожное событие мысленно переформулировать в абзац будущей повести? Я вообще пишу об этом лишь потому, что сама иногда поступаю так же: когда очень тяжело, начинаю представлять, какими бы словами в романе описала происходящее. Может, и здесь что-то подобное? Но в таком случае автор наверняка не задумывался о смерти действующего в его фантазии героя, иначе сразу же по освобождении наложил бы на себя руки.
С другой стороны, желание описать свой опыт могло прийти к Достоевскому под конец заключения. Не ради славы грядущей, а вящего спокойствия для. Давно замечено, что дневники и мемуары обладают исцеляющим эффектом для души, чем-то измученной. Думаю, подобный опыт есть у многих (если не большинства) читателей. Но даже если и так, наверняка и тогда писатель не собирался убивать своего литературного протеже (если Горянчиков на тот момент вообще существовал). Это было бы слишком драматично, неправдоподобно для финала книги.
А вот в качестве завязки смерть героя — отличная идея. Потому что Ф.М. не только переосмыслил свой опыт в виде цельного произведения с автороподобным главным героем, но и с первых же страниц ясно выразил желание избавиться от этого опыта. Мне кажется, это желание пришло к писателю уже во время работы над текстом. В любом случае, получается, что спустя 5–6 лет после освобождения физического он освободил себя и душевно. Это дорогóго стóит, поэтому мне и не даёт покоя смерть Горянчикова.
Другое дело, что и дважды освободившись, Ф.М. не лишился полученных в заточении знаний о человеческой натуре, а также об устройстве современного ему общества.

А вот ещё одна интересная сторона повести заключается в том, что она — эта самая сторона — является изнаночной по отношению к самым резонансным событиям тех времён, к зарождению революционных движений и необратимых перемен, после которых мир стал именно таким, каким мы его знаем. Главный герой ещё только размышляет о том, как бы сделать жизнь в России лучше, как облегчить долю русского человека: дворянина ли, крестьянина или даже преступника; главный герой ещё только пытается предугадать, каким станет мир, — а мы уже знаем, как будут развиваться события и каким путём пойдёт русский народ. Причём, читатель, хорошо разбирающийся в истории, будет также знать и то, почему был выбран именно этот путь, и найдёт в книге прелюбопытнейшую картину мира.

Есть что-то удивительное в осознании того, когда и в каких условиях была написана повесть. Это влияет на восприятие (признаю и покоряюсь), делая его глубже и богаче. Даже язык в таких ситуациях воспринимается иначе, хотя в «Записках из Мёртвого дома» он поразил меня по другой причине. Язык повести открыл для меня новую грань Достоевского — человека образованного и начитанного (в чём, естественно, сомнений не было), умеющего подобрать именно те слова, которые точнее всего опишут ситуацию или чувства, причём, человек этот хорошо понимает значение каждого из слов.
Конечно, дело могло заключаться лишь в том, что во времена Достоевского сам язык был иным, слова ещё не упростились и не утратили связи с первоисточниками. Например, «должность» тогда была отглагольным существительным, то есть включала в себя лишь то, что человек должен делать; «риск» был чувством наподобие храброй решимости и использовался соответственно; напивались раньше не «в стельку», а «как стельки» — то есть те, кто стелятся; «корпорацией» обыкновенно именовались объединённые чем-то люди или сотоварищи; а «фальшивомонетчиков» и вовсе не было — одни только «фальшивые монетчики». Вещи в подобном роде — на первый взгляд очевидные, однако же с какой-то стати обычно остаются не понятыми во всей своей глубине. И только у Достоевского они для меня вдруг заиграли всеми доступными (этой самой глубине) бликами. После ранних работ Ф.М. этот текст кажется почти совершенным (кажется). Нельзя сказать, что автор в совершенстве владеет языком; но что любит и понимает — в этом сомневаться не приходится. Пафосно выражаясь (хм… тут я задумалась, а говорю ли я иначе?), во время чтения «Записок» меня постигло этимологическое просветление, которым я наслаждалась во всю любознательную ширь своей души.

Другое дело, что даже хорошо написанный текст не сможет привлечь к книге множество читательских сердец, если тема книги — каторга XIX века, пережитая лично автором. «Пережитая» — уже неплохо, это слово внушает хоть какой-то оптимизм. Но тема всё-таки мрачная. Наверное, поэтому я медлила и читала по развороту в день, будто бы предчувствуя, что вот уже на следующего начнутся какие-нибудь ужасы.
Ужасы всё не начинались. Да, книга оказалась не лёгкой и не светлой. Но и не мрачной, не болезненной, не выворачивающей душу наизнанку. (Хм, как много «не»). Если попробовать всё же подобрать для книги эпитеты, то я бы сказала, что она «давящая, но важная». «Увлекательная» в самом нейтральном значении слова «увлекать». Только с пониманием этого и можно приступать к чтению «Записок из Мёртвого дома».

"Накушавшись" в школе произведений Ф.М.Достоевского, я начала заново знакомиться с этим писателем только в прошлом году. Меня просто не тянуло читать про "жёлтый Петербург", набивший оскомину больше 20 лет назад.

Благодаря друзьям я уже открыла для себя совершенно другого Достоевского в повести "Дядюшкин сон". И это произведение - "Записки из Мёртвого дома" - меня опять приятно поразило, если можно так выразиться о сюжете данного произведения, Во-первых, каким-то необъяснимо вкусным языком. В последнее время я стала очень чувствительна к таким вещам. Во-вторых, сюжетом. До сей поры мне доводилось читать про тюрьму/острог только у Прилепина в его романе "Обитель". Но там много надуманного, а здесь впечатления человека, пережившего всё это. Признаюсь честно, до этой книги я не знала, что Фёдор Михайлович провёл 4 года своей жизни на каторге в Омске, будучи сосланным туда по делу петрашевцев (вольнодумцев), и свои впечатления описал в этой повести. Фактически это документальное произведение, оформленное очень художественно.

Надо сказать, что первая четверть книги мне показалась овеянной некоторым ореолом романтизма, не так всё страшно - заключённого доставили в острог, перековали, дали человеку отдохнуть с дороги несколько дней перед выходом на работу. Не так всё плохо и с едой - хлеба вдосталь, можно завести свой стол, самовар, пить сколько хочешь чаю, да ещё с калачами, или вино. Завести человека, который будет тебе прислуживать. Ходить в хороших сапогах. Коллектив неплохой - драк не любит, за дисциплиной сам следит, спектакли на праздники ставит. Да и работать посылают не в рудники. Не то, чтобы курорт, но нет ничего такого страшного, как нам рассказывали на уроках истории.

И только потом начинаешь понимать, что за обманчивой лёгкостью слога скрывается намного бо́льшее. Это и вычеркнутые из жизни годы, и покрытые рубцами от палок и розог спины, и загубленные судебной ошибкой жизни. Но больше всего меня поразила история Сушилова - арестанта, поменявшегося именем на этапе с другим заключённым и сменившего поселение на вечную каторгу!

Что мне не понравилось в повести, это то что я не увидела раскаяния у главного героя. А ведь он сел на 10(!) лет за убийство своей жены. Вообще раскаянию заключённых в повествовании отведено ничтожно мало места. Либо это очень личное, о чём заключённые не говорили между собой, либо автор не ставил перед собой задачу показать острожную жизнь с этой стороны. Зато Александр Петрович Горянчиков (от его лица ведётся повествование) много пишет о том, что дворянину, оторванному от привычного круга, стола и барских привычек, труднее даётся акклиматизация на каторге, чем простому мужику.

Зато мне понравились размышления автора на разные темы. Например, про физические наказания:

Хочу ещё заметить, что Достоевский, описывая заключённых, частенько говорит про них - "как дети". И именно как к неразумным детям (убийцам(!), растратчикам, фальшивомонетчикам) он испытывает какую-то нежность, что ли. Пишет обо всех с большой добротой, независимо от их национальности или вероисповедания. Очень интересное и светлое чтение, несмотря на всю тяжесть темы. Я под большим впечатлением.

Все мы очень часто слышим слова "каторга","каторжник","каторжные работы". И знаем,что все эти слова,конечно же,относятся к реалиям XIX века. Какое нам дело до устаревших понятий? Ответ на этот вопрос дают "Записки из Мёртвого дома" Достоевского,в которых он сам рассказывает нам,своим читателям,людям XXI века, о том,что страдания человеческие неизменны в любом столетии и в любой стране. О том,что они одинаково гложут и дворянина,и простолюдина...

Когда я читала книгу,то напрочь забыла об Александре Петровиче Горянчикове - авторе записок. Я как бы видела между строк Достоевского,слышала его голос,повествующий о своей каторжной жизни,которая и сделала его тем,кем он был,которая развила в нем чуткость к чужому горю и лишениям. Есть в романе страницы,которые тронули меня едва ли не до слёз. К таким относится описание ночи после рождественского представления. Я остро почувствовала тоску,которую описывал Достоевский. Страшно представить,что она приходила к нему каждую ночь! Там ведь всего только несколько абзацев,но зато каких...
А читая сцену представления,я искренне смеялась. Смех сквозь слёзы...

Сцена в бане - это Дантов ад. Я сейчас повторяю банальную вещь из критики,но именно такое впечатление у меня сложилось. Даже стало как-то жутко!
Кстати,еще одно подтверждение того,что Горянчиков - это сам Достоевский:в главе "Претензия" один из поляков,политический преступник,говорит ему:"Вспомните за что мы сюда пришли. Их (остальных каторжников) просто высекут. А нас под суд." Нас - политических преступников. Правда,в "Дневнике писателя" Фёдор Михайлович пишет,что некоторые до сих пор уверены в том,что он был сослан за убийство жены.

Эта книга научила меня ценить каждый прожитый день. Ведь каждый этот день - свободный,он проходит в полной гармонии с миром. И у меня есть вольное небо. Это - величайшее счастье!

Книга достаточно размеренно и довольно увлекательно повествует о каторжной жизни. Чувствуется, что большую часть из описанного Федор Михайлович пережил сам.
Сейчас нетрудно найти книги и местах лишения свободы, более того, выбор достаточно велик и разномастный. Ни для кого не секрет, что на любой зоне есть свои порядки и законы. Но чем любопытно это произведение - оно дает возможность сравнить разницу в укладе, что претерпел изменения благодаря времени. Что понравилось - не смотря на множество различий, всё равно люди остаются людьми, где бы они не находились и сколько бы грехов за их плечами не было.