Twenty Thousand Leagues Under the Sea

Стены выдуманы, чтобы только дразнить людей. Нигде не должно быть стен.

Мы не господа наших снов.

Всякое начало на этом свете имеет свой конец.

И всё же не без сожаления унесу я с собой тайны «Наутилуса», так великодушно доверенные нам капитаном Немо! Что ж, наконец, должен внушать этот человек — ненависть или восхищение? Кто он — жертва или палач? И я желал бы, искренне говоря, прежде чем расстаться с ним навсегда, завершить кругосветное подводное путешествие, начатое столь блистательно! Я желал бы исчерпать весь кладезь чудес, рискуя даже поплатиться жизнью за ненасытную потребность познать непознанное!

"...всё вспоминает прошлое. Все мы так! Что прошло, то стало милым"

В том, что природа творит чудеса, нет ничего удивительного, но увидеть своими глазами нечто чудесное, сверхъестественное и притом созданное человеческим гением, - тут есть над чем задуматься!

– Консель, – сказал я моему верному слуге, – мы, как видно, взлетим в воздух!
– Как будет угодно господину профессору! – отвечал Консель.

— А как дикари? — спросил Консель. — С позволения господина профессора, эти туземцы как будто не так уж злы!
— Однако они людоеды, друг мой!
— Пускай хоть и людоеды, а всё же, возможно, честные люди! — отвечал Консель. — Разве сластёна не может быть порядочным человеком? Одно не мешает другому.
— Ладно, Консель, пусть будет по-твоему! Допустим, что эти честные людоеды честно пожирают своих пленников. Но я не желаю быть съеденным, хотя бы и честно, поэтому буду держаться настороже.

Каждый человек - уже только потому, что он человек, - достоин того, чтобы о нем думать.

Итак, Средиземное море промелькнуло передо мной, как проносится пейзаж перед глазами пассажира курьерского поезда. Короче говоря, мне открывались далёкие горизонты, а всё остальное, более близкое, ускользало из поля зрения.