Чапаев и Пустота

"Чтоб ты жил в эпоху перемен", - так звучит старинное китайское проклятие. Интересно, за какие грехи герою Пелевина выпало сразу две таких эпохи? Вот и мечется душа петербургского поэта с говорящей фамилией между Красной Армией начала двадцатых и постсоветской психушкой середины девяностых. И пусть выход, подсказанный автором герою, существует только в рамках его же, автора, пародийной философии, - всё равно жаль, что в броневике, направляющемся в самую внутреннюю из Монголий, количество мест ограничено... (2009)

Если суммировать всевозможные рецензии и отзывы, может сложиться впечатление, что именно “Чапаев и пустота” – это лучший роман Пелевина. Но у меня такового не сложилось.

Когда говорят о том, какое воздействие производили книги Виктора в 90-е, то обычно утверждают, что выглядели они свежо и необычно. Трансгрессивные практики в виде употребления наркотиков, использование мата в романе, претендующем на принадлежность к «настоящей» литературе, имитация речи нуворишей и братков – это было в новинку. Но сегодня удивить этим довольно трудно, и все это – к весьма популярному вопросу о том, останутся ли творения Олегыча в истории. Впрочем, дело тут совсем не в мате (который используется только в стратегически важных местах) и не в употреблении наркотиков.

В «главном романе 90-х» имеются зарисовки на классические русские темы: выбор между Востоком и Западом, Вечное [не]Возвращение, цикличность российской истории и пр., но все эти отсылки выглядят в массе своей искусственно притянутыми к повествованию. Читая их, хочется спросить: «ну и что? Зачем все это было нужно?» И в этом состоит одна из главных проблем творений Виктора, в особенности – последних. Они могут быть насыщены отсылками на классику (от Шекспира и Мильтона до современности), обсуждениями тем вроде искусственного интеллекта или того, является ли наш мир компьютерной стимуляцией, но все это, честно говоря, не несет принципиального смысла.

Действительно главным здесь является то, что в «Чапаеве» Пелевин предлагает нам свой буддистский способ существования. Психиатр говорит главному герою о том, что сейчас люди попали в новую, неожиданную для себя ситуацию; происходит крушение судеб, прежних представлений о мире, происходят личные драмы. Но все это, как утверждает автор, надо воспринимать с дзэнской отстраненностью – личные трагедии происходят в первую очередь в сознании людей, а не в каком-то другом месте; мир ужасен, и от этого ужаса надо спасаться в буддизме. Это весьма удобная, но на деле малоподходящая концепция для человека, который считает, что мы находимся в объективной реальности, данной нам в ощущениях, а не в сознании Будды.

Есть в книге отдельные удачные моменты, и из нее можно привести немало неплохих цитат; но в общем и целом она довольно скучная, и это, фактически, приговор. А вот “Generation П” – другое дело.

«Но в нас горит еще желанье, к нему уходят поезда, и мчится бабочка сознанья из ниоткуда в никуда». (с)

«Фуух… наконец-то,» - подумала я, дочитав эту книгу. После чего открыла первую страницу и принялась перечитывать. Что странно – ощущение было такое, как будто читаю что-то отличное от того, что только закончила читать.
Думаю, автор не нуждается ни в рекламе, ни в антирекламе – и того, и другого у него предостаточно, поэтому все, что я могу – это написать свои весьма сумбурные и бессвязные впечатления. Для того, чтобы хотя бы частично воспринять написанное нужно предварительно дунуть настроиться на определенную философскую волну. Без этого никак. Во время прочтения у меня почему-то все время всплывали в памяти воспоминания об «измененных состояниях сознания» по Кастанеде. Только написано попроще. Что наталкивало на смутную мысль, что автор курил безбожно именно в таких состояниях и пребывал.

Книга удивительно созвучна моим мыслям и мироощущениям. На тот момент, по крайней мере. Было такое чувство, что я бы написала точно так же, будь у меня побольше способности к содержательному писательству. Некоторые чувства описаны с такой стопроцентной точностью, что, порой становилось не по себе, до того знакомы мне чувства, когда, например, зафиксировав взгляд на предмете, возникает ощущение, что именно взглядом этот предмет и был создан. Особенно часто вспоминались мне приступы гипогликемии и момент, когда проваливаешься в глубокую кому… Мне казалось, что состояние «ничто находится нигде» описать словами просто невозможно, можно только почувствовать. Но Пелевину, судя по всему, удалось. Мои аплодисменты стоя.

Последнее n-ное количество лет стало модным сомневаться в реальности окружающего мира. Так же модно стало и осуждать подобные сомнения:

Мейнстрим, так сказать. Не обошел своим внимание сию благодарную тему и Пелевин. Впрочем, в «Чапаеве и Пустоте» он, похоже, вообще ничего не обошел…
Тут и «алхимический брак» с Востоком и Западом, в ходе которого не удается определиться, в каком направлении мы двигаемся – от деградации к прогрессу или все-таки наоборот, а в результате остаемся на месте, либо, если угодно, - в пустоте; и поиск человека своего места в таком зыбком мире, законы которого мы не всегда понимаем, но пытаемся по ним жить; а также совесть, любовь, чувство прекрасного и главный вопрос: есть ли смысл в жизни, которая «нигде»? Беспроигрышный вариант для основы поп-культурного романа. Каждый поднимаемый вопрос актуален и понятен.

Примечательным для меня в романе есть то, что действие на любой странице происходит исключительно «здесь и сейчас». Практически никаких отсылок в конкретное прошлое, никаких размышлений о будущем («в которое еще надо суметь попасть»). Есть что-то весьма цепляющее в такой манере написания. А уж образы и декорации в книге – определенно достойны отдельного повествования. Был ли выбор персонажей случайным? Возможно… По крайней мере, лично мне он не очень ясен. Связь с историческими персонами и реалиями весьма смутна. Хотя, может именно этих персонажей лучше всего и понимает современный русский человек.

Порой невозможно разобрать, говорит ли автор в шутку или всерьез, скорее, он предоставляет читателю самому делать выбор, что не могло не понравится экзальтированной молодежи, уставшей от нравоучений.
Если подвергать текст серьезному филологическому, логическому или другому «-ическому» анализу, можно найти массу нестыковок, ляпов (например, по словам Тимура Тимуровича, в палате вместе с главным героем должно было быть пятеро пациентов), откровенно абсурдных деталей и шаблонные словесные конструкции. И если бы не проскальзывающая через все это откровенная самоирония, роман был бы не столь привлекателен для читателя. Но во время второго прочтения некоторые несуразные детали удивительным образом встают на свое законное место, причем так органично, что даже начинает казаться, что ты понимаешь, о чем пишет автор.

При всех своих философских подоплеках и многозначительных утверждениях об устройстве мира, наверное, не стоит воспринимать роман слишком уж серьезно. Все-таки, Пелевин – это досужее, развлекательное, но весьма приятное чтиво. Но в этом разрезе для меня он – гениален.

P.S. Из «ЧиП» стянула в коллекцию более трех десятков цитат, но практически все они состоят из весьма объемных диалогов, поэтому есть смысл читать и рекомендовать к прочтению.