Сухой хлеб

Итак, Платонов... Наконец -то, я немного познакомилась с ним. Весьма противоречивые чувства, что я даже несколько растеряна - покупать его сборник рассказов или нет. Очень своеобразная подача у автора. При первом открытом мною рассказе "Река Потудань" мне не очень понравился литературный язык писателя. Возможно, это такой авторский приём, не знаю... Просто описываю свои ощущения. Что-то из разряда "Он пошёл. Она сказала. Он развернулся и ушёл."  Быть может, автор слегка примерил манеру тех людей, которых описал в этой трагической истории, чтобы лучше передать их жизнь послевоенную? Людей, которые то, что чувствовали, не в состоянии были описать даже друг другу, и делали всё молча, почти? Некая языковая подсушенность? Это единственное для меня объяснение.

Но и в рассказах "Девушка Роза", "Фро" я уловила похожие нотки в писательской манере, к которой нужно привыкнуть, если сразу не принимаешь. Такое чувство, что автору так было тяжело описывать то, что происходило в этих трагических историях с его героями, что у него сдавливало горло от слёз, которых он по-мужски стеснялся. И он скрывал эти слёзы спокойным повествованием, несколько торопясь досказать. Ему не до прикрас и лирики, когда о таком. Может, так? "Июльская гроза" и "Никита"- рассказы о детях, но очень своеобразные по содержанию и с двойным дном. Понравилась "Афродита"с философскими размышлениями главного героя, но из-за явного воспевания политического строя, избегу рецензии, чтобы не запутаться в противоречиях и не привлечь неприятные дискуссии...

Одним словом, мне всё равно понравился Платонов. Я поймала себя на мысли, что думаю о нём, вспоминаю каждый из прочитанных рассказов, которые продолжают, хоть и с некоторым опозданием и послевкусием раскрываться во мне. Каждый из них достоин глубокого отзыва на самом деле. Просто, нужно посидеть и немного успокоить своего внутреннего ребёнка, который расплакался от нового блюда, отчего встал из-за стола и начал капризно топать ножкой, а от одного рассказа - так вообще грохнулся на пол и забился в истерике - ну, как бывает у некоторых избалованных чад... Но буянить бесполезно - мама уже заказала книгу!

************************************************************************************************************

Итак, рассказ "Цветок на земле". Это просто невероятно! И дело не только в том, что мне понравилась эта своеобразная притча о жизни, а ещё и в том, что год назад я написала миниатюру, очень похожую на этот рассказ. Она у меня называется "Чувства", и я выложу её в ближайшее время под этой книгой в историях, без изменений. А пока Платонов :

"Дед повел Афоню полевой дорогой, и они вышли на пастбище, где рос сладкий клевер для коров, травы и цветы. Дед остановился у голубого цветка, терпеливо росшего корнем из мелкого чистого песка, показал на него Афоне, потом согнулся и осторожно потрогал тот цветок.
— Это я сам знаю! — протяжно сказал Афоня. — А мне нужно, что самое главное бывает, ты скажи мне про все! А этот цвет растет, он не все!
Дедушка Тит задумался и осерчал на внука.
— Тут самое главное тебе и есть!.. Ты видишь — песок мертвый лежит, он каменная крошка, и более нет ничего, а камень не живет и не дышит, он мертвый прах. Понял теперь?
— Нет, дедушка Тит, — сказал Афоня. — Тут понятного нету.
— Ну, не понял, так чего же тебе надо, раз ты непонятливый? А цветок, ты видишь, жалконький такой, а он живой, и тело себе он сделал из мертвого праха. Стало быть, он мертвую сыпучую землю обращает в живое тело, и пахнет от него самого чистым духом. Вот тебе и есть самое главное дело на белом свете, вот тебе и есть, откуда все берется. Цветок этот — самый святой труженик, он из смерти работает жизнь."

Не захотелось нарушать стройную гармонию рассказа Платонова своими рассуждениями. А просто тихо перечитать эти мудрые, лучистые слова, вселяющие веру и добро в минуты душевного отчаяния и упадка сил в жизненном потоке суеты и разочарований.

"— Теперь я сам знаю про все! — сказал Афоня. — Иди домой, дедушка, ты опять, должно, спать захотел: у тебя глаза белые... Ты спи, а когда умрешь, ты не бойся, я узнаю у цветов, как они из праха живут, и ты опять будешь жить из своего праха. Ты, дедушка, не бойся!"

Часть 1.

Творчество Платонова многим кажется мрачным, но между тем, у него есть очень много пронзительных рассказов о детях, вот только... эти рассказы написаны как бы для трагических детей из романов Достоевского, вообще, детей, какими их видел Достоевский: они чуточку не от мира сего; им не нужно лгать, притворяться... они уже многое знают и чувствуют.
Ещё Мама - выделяется из всех рассказов Платонова о детях своей метафизической глубиной, почти Набоковской игрой знаков и символов: на нём лежит совершенно Пушкинская, евангельская простота и свет: не понятно, почему на этот удивительный рассказ в платоноведении нет статей и исследований: данная статья - попытка исправить эту ситуацию.

Рассказ проходят в ранней школе, классе в 3-5.
Детям он нравится... мамы и учителя его особенно любят, видя в нём нечто милое, светлое...
Но на самом деле, в этом маленьком рассказе, уместившемся на 7 страницах, похожего на утраченную и переработанную притчу Будды, рассказывается история человечества и... экзистенциальный ад жизни.
Такое бывает: во сне мы - дети, играем с какой-то милой и мерцающей солнцем безделушкой, которую нашли в цветах.
Рядом проходит незнакомый человек - ангел, но мы ещё не знаем об этом.
Он останавливается и грустно улыбаясь, смотрит на нас... он один знает, что мы нашли в цветах - обыкновенный ад.

Внезапно, небо над нами покрывается тёмными грозовыми тучами; мрачно шумит листва деревьев...накрапывает дождь, но необычный, ранящий цветы и лица людей.
Кажется, лица цветов, людей, лицо самой жизни - беспричинно плачет, а почему - неизвестно.
Мы переводим взгляд с ангела, расправившего крылья, на свою ладонь, с милой безделушкой... и в ужасе замечаем, что по пальцам, на цветы, капают алые капельки крови...
Мы ещё не чувствуем боли, но чувствуем что-то, вспоминаем что-то мучительно-важное... вот-вот вспомним: с уст срывается душераздирающий крик...
Ангел подходит, простирает над нами сияющий зонтик крыла, закрывая от усиливающегося дождя, сокрушающего уже милые деревья, людей, города... весь мир.

Коктебель 1936 г. Андрей Платонов, его жена Мария и сын Платон.

Дата написания рассказа - неизвестна. Ориентировочно - 36 год.
Мне же думается - 37, или даже 38.
Почему это так важно? Рассказ является трагическим предчувствием крестного пути юного сына писателя - Платона, схваченного в 38 г. и отправленного в лагеря.
В 37 г., в письме жене Марии, Платонов пишет, как из окна поезда видел, как дети сквозь метель идут в школу...
В мире ещё царствует девственный сумрак, солнце закрыто тучами, словно его отменили и оно не взошло... словно мир умер, а истомлённые дети, идут куда-то по привычке, идут в школу, которой, должно быть, уже нет.. идут сквозь метель, похожую на звёзды... жалобно наклонились от напора звёзд и ветра - вперёд: Земля сошла с орбиты, убыстрила вращение, безумие своё... звёзды колют лицо шёлковым холодком... а дети идут к своей цели, в ничто: сквозь метель звёзд слышится призрачный голос мамы; одна звезда сияет ярче всех...
Разве это не экзистенциальная аллегория жизни человека, трагедии детства вообще?

После войны Платонов напишет ещё одну чудесную притчу о ребёнке: Разноцветная бабочка.
Ребёнку наскучила любовь матери, её опека, и он устремился за прелестными бабочками в лес... устремился за душою своей.
Бабочки порхали в ночи провала земли, в зловещей бездне... он не заметил, как оступился и провалился в бездну.
И лишь на дне бездны, среди тьмы и обезумевших, равнодушных бабочек, он осознал, как любил свою маму, что в ней - была его душа недопетая.

- Мама! - позвал он в каменной тишине и заплакал от разлуки с матерью...

Мальчик раздирал в кровь пальцы, рыл эту пещеру, ночь земли, гору, желая пробраться к матери.
А мать томилась по ребёнку своему, годами ждала его, искала по миру, и порой ей казалось, что её сын идёт по небу, по звёздам.. млечному пути.

Был вечер 43 г. Не было времени года, просто - вечер.
Матери Платона позвонили из больницы, сказав, что её сын умирает: в лагерях он подорвал здоровье, заболел туберкулёзом.
Совсем ещё мальчика, тихого, бледного, перевезли домой, умирать.
Платонов срочно вернулся с фронта, где работал военным корреспондентом, воскрешая в своих рассказах убитых солдатов, даруя им бессмертие и вечную юность.
Андрей Платонов, чья мама была дочерью часовщика, до последнего надеялся на чудо.
Он спрашивал свою знакомую: где можно купить часы?
Подробно описывал, с почти отсутствующим взглядом, отсутствующими руками, как бы показывающими в воздухе что-то нездешнее, какие-то редкие часы, с особенным ходом..
Знакомая почти не слушала Платонова, смотря на его руки, чёрное, вогнутое от страдания лицо..

• Знаете, - запинающимся голосом говорил Платонов, - может быть, это ещё и спасёт его.. всё может быть.

Время текло, капало сквозь пальцы... Где-то далеко от Москвы, в эвакуационном Екатеринбурге, голубым голоском кричал и плакал сын Платона - Саша, которого ему так и не суждено было увидеть.
Платон умирал на руках у Матери: мама, я сейчас тихо-тихо усну... ( и стал холодеть).
Мария закричала. Из комнаты прибежал Платонов и припал на колени к постели сына.
Сын смотрел куда-то сквозь мать и отца, сквозь бледное небо побелки на потолке, и шептал: важное, важное, самое важное... и умер, не сказав самое важное.
Платонов потом запишет в своём дневнике: так мы и умираем, унеся в могилу самое важное.

Мария с сыном Платоном ( Тошей). Алушта. 1927 г.

Часть 2.

Рассказ во многом биографичен: семи лет Платонова отдали в церковно-приходскую школу.
В школу я хоть и ходил, но учился больше дома тому, чему хотел, чему учили книги, где не могла укрыться правда
Прелестно, да? в книгах - правды, истины - нет: она сирота и странница кроткая.
С нежностью Платонов вспоминает свою первую учительницу - Аполлинарию Николаевну: я её никогда не забуду, потому что через неё я узнал, что есть пропетая сердцем сказка про Человека, родимого всякому дыханию, траве и зверю, а не властвующего бога, чуждого буйной зелёной Земле, отдалённой от неба бесконечностью.

Если посмотреть на рассказ в лицо - он кажется простым, как улыбка ребёнка, пушкински прозрачным.
Но у произведений есть и грустный профиль лица, порою совсем не похожий на лицо, как обратная, девственная сторона листа в осеннем лесу... в нём такая ранимость и нежность... как запястье у несчастной женщины.
Иногда можно влюбиться в такое запястье, иногда слёзы просятся на глаза от таких запястий..
Мы как-то утратили это таинство влюблённого, кроткого взгляда на искусство: нам сразу хочется взглянуть в лицо, прочесть его разом, словно бы мелькнувшего друга в толпе, сказав ему пару слов, и двинуться дальше.
Замри, читатель, перед красотой и печалью искусства на миг, не спеши!
Переведи свой взгляд на хрупкое запястье красоты...

Лицо часто лжёт и скрывает душу, печаль.
А малейшее движение руки, запястья, порою говорит на своём, обнажённом языке вечной скорби.
Что говорит лицо рассказа Платонова?
Мальчик в первый раз идёт в школу. Его провожает мать, и он на своём пути встречает милые препятствия, даже страхи свои.
Совсем просто, не так ли?

Наткнулся на "прелестнейший" отзыв одного уже пожилого человека ( родившегося в год первой публикации рассказа - 1958) на этот рассказ, в пух и прах его раскритиковавшего, в простоте своего невежества обвинившего Платонова в незнании детей и школы тех лет: мол, как может деревенский мальчик не узнать гуся? Разве на первом уроке дети пишут трудное слово - мама, непонятное слово - Родина?
Важно заметить, что ребёнок сам пишет и букву "Ф", похожую на капюшончик змеи - это начало его фамилии; он пишет инициалы своего рождения, бытия.

Наклоняюсь к рассказу, словно к ребёнку, играющего в цветах, что-то нашедшего в них... улыбаюсь печально, вспоминая детство своё...
Начинается рассказ очень просто, даже забавно:

- А я, когда вырасту, я в школу ходить не буду. Правд

• Правда, правда, - ответила мать, - чего тебе ходить.

  Внимательный читатель подметит, как рассказ о человеке, душе и ускользающем времени, разлучающего нас сначала с матерью, потом, с любимым человеком, с жизнью, наконец, начинается - с "Я", а заканчивается матерью, целующего своего сына перед новой дорогою в жизнь: рассказ начинается с души и страха ребёнка за себя и свою мать, впервые остающуюся без него - страх повисает и срывается с губ подбадривающего себя ребёнка, и кончается - другими губами, материнскими, сокрушающими этот страх, смерть и разлуку, самое время, прижимая губы к лобику ребёнка.

  Простые слова ребёнка и матери... но если замереть на мг после них, прислушаться к их тайному пульсу, то мы ощутим смутные и печальные тени, словно бы мать проговорила эти слова как-то особо, с тихою грустью всеприятия жизни.