Музей Невинности

Психоаналитик задавал мне какие-то общие вопросы и тщательно заполнял анкету и только после этого наконец поинтересовался, в чем же, собственно, заключается моя проблема. Мне захотелось выкрикнуть, что меня бросила возлюбленная и я чувствую себя одиноким и брошенным, как, наверное, чувствуют себя в космосе собаки. Но я вместо этого сказал, что у нас проблемы в интимных отношениях с моей будущей женой, которые начались после помолвки. Почему так произошло? — расспрашивал он меня. (Хотя именно от него я ждал объяснений, отчего такое случилось.) До сих пор не могу сдержать улыбки, когда вспоминаю свой, отчасти правдивый ответ, случайно, с помощью Аллаха, пришедший мне в голову: «Наверное, я боюсь жизни, доктор».
— Не бойтесь жизни, Кемаль-бей! — наставлял он на прощание.
Больше я не ходил к нему никогда.

Нурджихан, засмеявшись, сказала, что её мать гордится тем, что она первая в Турции пользуется миксером. Под аккомпанемент приятной музыки пятидесятых годов мы со смехом вспоминали, как в те годы стамбульские богачи начали привозить в Турцию бритвы, мясорубки, электроножи и прочие подобные неведомые приборы и готовы были довести себя до изнеможения, сражаясь с ними, только потому, что ни у кого другого не было диковинных приспособлений.

— Как вам Турция? — поинтересовался я у неё по-английски.
— Я видела только Стамбул, — ответила Инге. — Удивительный город, ничего подобного себе не представляла.
— А что вы представляли? — Неожиданно для себя самого я раздражился.
Мгновение мы молча смотрели друг на друга. Видимо, эта умная женщина давно поняла, как легко обидеть турка. Она быстро улыбнулась и произнесла по-турецки с очень сильным акцентом рекламный девиз лимонада «Мельтем»: «Вы достойны всего!»
— За неделю вас узнала вся Турция, как вы себя чувствуете после этого?
— Да, теперь на улице меня все узнают. Полицейские, водители такси, все, — мой вопрос обрадовал её, как ребенка. — Как-то даже продавец воздушных шаров остановил меня, подарил шарик и сказал: «Вы достойны всего!» Легко стать известным, когда в стране только один телевизионный канал.

Музеи писателей никогда не казались мне бессмыслицей. Например, в доме Спинозы, в голландском городке Рийнсбурге, мне очень понравилось, что все книги, упоминавшиеся в специальных реестрах, составленных в XVII веке, после смерти мыслителя, были приведены в алфавитном порядке, а позже так же и расставлены. В музее Тагора хранились сделанные тем акварельные рисунки, и я провел целый день в комнатах, похожих на лабиринт, вспоминая запах пыли и влаги в турецких музеях Ататюрка, созданных в период Республики, и слушая нескончаемый шум Калькутты. Я рассказал Орхан-бею, что в доме Пиранделло в сицилийском городе Агридженто видел фотографии, которые напомнили мне мои; что из окна дома-музея Стриндберга в Стокгольме открывается прекрасный вид, а четырехэтажный грустный дом Эдгара По в Балтиморе, который он делил со своей тетей и десятилетней племянницей Вирджинией, на которой впоследствии женился, сразу показался мне знакомым. (Ведь этот четырехэтажный дом, расположенный ныне в бедном квартале Балтимора, своими размерами, унылым видом и расположением комнат сразу, больше всех музеев, которые я видел, напомнил мне дом Фюсун.) Я сказал Орхан-бею, что лучший музей писателя, который я видел в жизни, — это музей Марио Праца в Риме. Если он, как я, договорился о посещении и побывал в музее великого литературоведа, одинаково любившего и живопись, и литературу, то обязательно должен был бы прочесть прекрасную книгу, которая, комната за комнатой, предмет за предметом, повествует об истории чудесной коллекции автора... А в доме Флобера в Руане было так много книг по медицине, принадлежавших его отцу, что в Музей истории медицины, расположенный в том же городе, ходить было уже не надо.

Страдания по любимому человеку обычно захватывают сердцевину нашего существа; любовь ловит нас там, где мы слабее всего и, крепко прирастая ко всем нашим прочим горестям и печалям, овладевает нами, заставляя страдать и физически, и духовно, бесконечно продолжая отравлять нам жизнь. Когда мы безответно влюблены, всяческое горе — от смерти отца до обычной неприятности вроде потери ключей, беды и разного рода неурядицы будут катализатором основной боли, готовой усилиться в любой момент. Человек, который, как я, портит себе от несчастной любви жизнь, обычно считает, что его беды закончатся, когда прекратятся любовные страдания, чем волей-неволей сильнее бередит душевную рану.