Господа Головлевы

Ни в прошлом, ни в настоящем не оказывалось ни одного нравственного устоя, за который можно бы удержаться. Ничего, кроме жалкого скопидомства, с одной стороны, и бессмысленного пустоутробия — с другой. Вместо хлеба — камень, вместо поучения — колотушка.

Перечитывала Арина Петровна эти письма сыновей и все старалась угадать, который из них ей злодеем будет.

Жить и мучительно, и не нужно; всего нужнее было умереть; но беда в том, что смерть не идет. Есть что-то изменнечески подлое в этом озорливом замедлении умирания, когда смерть призывается всеми силами души, а она только обольщает и дразнит...

Все мы люди, все человеки, все сладенького да хорошенького хотим!

Именно такого рода злополучный фатум тяготил над головлевской семьей. В течение нескольких поколении три характеристические черты проходили через историю этого семейства: праздность, непригодность к какому бы то ни было делу и запой. Первые две приводили за собой пустословия, пустомыслие и пустоутробие, последний - являлся как-бы обязательным заключением общие жизненные неурядицы.

Итак, Иудушка не столько лицемер, сколько пакостник, лгун и пустослов. Запершись в деревне, он сразу почувствовал себя на свободе, ибо нигде, ни в какой иной сфере, его наклонности не могли бы найти себе такого простора, как здесь. В Головлеве он ниоткуда не встречал не только прямого отпора, но даже малейшего косвенного ограничения, которое заставило бы его подумать: вот, дескать, и напакостил бы, да людей совестно.

– А ведь вы, маменька, гневаетесь! – наконец произнес он таким умильным голосом, словно собирался у маменьки брюшко пощекотать.

Это была его заветная мечта, мечта глупого человека, который, чем глупее, тем упорнее в достижении своих целей.

у него самого пересохло в горле от пустяков

Порфирий Владимирыч и на другой день встретил ее с обычной благосклонностью, в которой никак нельзя было различить — хочет ли он приласкать человека или намерен высосать из него кровь.