Хорошо быть тихоней

Я стал таким не потому, что у меня были какие-то сны и воспоминания о моей тете Хелен. До этого я дошел, когда все улеглось. Но знать это, я считаю, очень важно. Для меня многое прояснилось, теперь все концы сходятся. Не пойми превратно. Я не отрицаю влияния того, что произошло. И мне необходимо было это вспомнить. Но как тут не вспомнить историю, рассказанную мне доктором. Жили-были два брата, и отец их был горьким пьяницей. Старший брат стал мастеровым и за всю жизнь не взял в рот ни капли. Младший брат спился, подобно отцу. Когда старшего брата спросили, почему он не пьет, он ответил, что никогда не мог заставить себя даже пригубить спиртное, поскольку видел, что оно сделало с его отцом. Когда вопрос задали младшему брату, он ответил, что к спиртному пристрастился с детства, сидя у отца на коленях. Так что мы, я считаю, становимся такими, как есть, в силу множества причин. И вероятно, большую часть из них никогда не узнаем. Но если не в нашей власти выби рать, откуда мы пришли, то уж куда двигаться, мы выбираем сами. Мы в любом случае способны на многое. И можем постараться смотреть на вещи позитивно.
Думаю, если у меня когда-нибудь будут дети и у них случатся неприятности, я не стану им вкручивать, что в Китае люди голодают или что-нибудь в этом роде, потому что это обстоятельство ничего не изменит. И даже если другому человеку гораздо хуже, чем тебе, это никак не меняет того факта, что ты имеешь то, что имеешь. И хорошее, и плохое. Вот, например, что сказала моя сестра, когда я уже не одну неделю провалялся в клинике. Она сказала, что ужасно страшится отъезда в колледж, но, учитывая то, что выпало на мою долю, чувствует себя полной идиоткой со своими страхами. Не знаю, почему она должна чувствовать себя идиоткой. Я бы тоже мандражировал. И кстати, понятия не имею, больше, чем она, или меньше. Не знаю. Просто по-другому. Может, и неплохо иногда увидеть вещи в истинном свете, но я считаю, в истинном свете – это там, где ты. Как сказала Сэм, в чувствах ничего плохого нет. В этом вопросе нужно всего лишь быть самим собой.

Однажды на желтом листке в зеленую линейку он написал стих.
И озаглавил «Волчок», потому что так звалась его собака.
И это было важней всего.
И учитель поставил ему высший балл, и наградой стала золотая звездочка.
А мать повесила стих на кухонную дверь, чтобы читать родным.
В тот год пастор Трейси повез ребят в зоопарк.
И в автобусе позволил им петь.
А сестра появилась на свет с крошечными ноготками и без волос.
И мать с отцом без устали целовались.
И девочка что жила за углом прислала ему валентинку подписанную буквами «икс».
Пришлось спросить у отца какой в этом смысл.
А перед сном отец заходил поправить ему одеяло, не пропустив ни единого раза.

Однажды на белом листке в голубую линейку он написал стих.
И озаглавил «Осень», потому что так звалось время года.
И это было важней всего.
И учитель поставил ему высший балл, посоветовав не мудрить.
А мать не повесила стих на кухонную дверь, чтобы не испортить свежую краску.
И ребята ему рассказали, что пастор Трейси курит сигары,
Оставляя на церковных скамьях окурки,
Которые местами прожгли древесину.
В тот год сестра стала носить толстые очки в черной оправе.
И девочка что жила за углом посмеялась, когда он пригласил ее посмотреть Санта-Клауса.
И ребята ему рассказали, почему мать с отцом без устали целуются.
И перед сном отец никогда не заходил поправить ему одеяло.
И разозлился, когда он его за этим позвал.

Однажды на вырванном из блокнота листке он написал стих.
И озаглавил «Невинность: вопрос», потому что вопрос был насчет его девушки.
И это было важней всего.
И учитель поставил ему высший балл.
И наградой стал пристальный взгляд.
А мать не повесила стих на кухонную дверь, потому что о нем не узнала.
В тот год скончался пастор Трейси.
И он забыл, как заканчивается Апостольский символ веры.
И застукал сестру с кем-то на заднем крыльце.
И мать с отцом никогда не целовались и даже не говорили друг другу ни слова.
А девочка что жила за углом густо красилась.
И он из-за этого кашлял от каждого поцелуя.
И все равно ее целовал, потому что так полагалось.
И в три часа ночи сам поправил себе одеяло под мирный отцовский храп.

Вот почему на обороте бумажного пакета он взялся писать совсем другой стих.
И озаглавил «Абсолютная пустота».
Это, собственно, и было важней всего.
Он поставил себе высший балл, а наградой, черт побери, стал косой штрих на каждом запястье.
И все это он повесил на дверь ванной, потому что в тот раз не надеялся добраться до кухни.