Царь-рыба

Когда-то пижоня, балуясь, забредала Эля в Елоховскую церковь на святые праздники, давилась в толпе зевак и верующих и вот теперь, на краю гибели, тужилась припомнить хоть что-нибудь из слышанных тогда молитв: "Боже, милостив буди мне, грешному, Отче наш, иже на Небеси… Да святится имя Твое!.. Ради пречистыя Твоея Матери, помилуй нас!.. Отврати лицо Твое от грех моих… не отвергни… Воздаждь ми радость спасения…"

Слезы вымерзли, остановился крик. Она привалилась к Акиму, обняла его, спряталась лицом в то место, где за оторванной с мясом петлей, в меховом разъеме полушубка, под мягким, заячьим, ее руками связанным шарфиком прыгало горло, толчками вздымалась грудь и слышался хрип: "Молись! Молись ишшо".

И она послушно шептала, обращая молитвы уже не к небу, а к нему, к мужчине, к земному заступнику и покровителю, который во веки веков был опорой и защитой женщине, кормильцем ее, хозяином и господином. Так было. Так есть. Так будет. Никто, кроме него, мужчины, не спасет ее, слабую женщину. Надо подняться. Надо! Надо!..

Из-за мыса вымчалась деревянная лодка, задрав нос, полетела на меня, ударилась в берег.

– Дру-уг! – закричали с нее два окровавленных мужика. – Бери, чё хочешь! Дай намазаться! Съели! Сгрызли! О-о-ой!.. Это чё же тако?.. – Я подал им флакончик. Они со стоном намазались и воскрешенно выдохнули: «Во-о-осподи-и-и!» – Рыбаки эти гнались за хариусом вверх по Тунгуске. Рыбу не догнали, себя на стоянках гнусу стравили. Покурили, матерно ругая комаров: – Э-э! Закружился, затренькал! Чё, взял? Взя-ал, паскуда! Не ндравлюсь я те намазанный-то, не ндравлюсь?! – и от благодарности предложили мне сматывать удочки и двигать в Туруханск, пить вино.

Не сразу, не вдруг отвалило душевное расстройство, но встряска проходила, девушка словно бы возвращалась к себе самой, к нехитрым таежным будням, и помечталось ей слабо: "Вот всегда бы и жить здесь, несуетно, спокойно, вязать шапку, ждать, когда ввалится с мороза хозяин, бухнет к печке до костяного звона выветренные дрова и загадочно улыбнется: "А я се-то принес!" – и высыплет горсть мерзлой черемушки или прилепит к ее щеке поздний, где-то зависший, невыцветший лист, а то бросит в руки заполненную во всех ячейках кедровую шишку, бывает, одарит сучком, изогнувшимся зверушкой, нарост с дерева – копыто и копыто.