Кризис и Власть. Том 1. Лестница в небо

Итак, Гаэтано Моска сделал громадный вклад в теорию Власти, разработав оригинальную теорию правящего класса, описывающую его существование в «машинном», бюрократическом государстве. Для захвата контроля над государственной машиной властная группировка создает себе партию и в случае успешного расширения превращается в правящий класс, обладающий единой политической формулой и вторым слоем идеологизированных сторонников. Этот же второй слой ограничивает захватившую власть группировку в дальнейших действиях, но не препятствует, а скорее помогает ей нравственно деградировать. Прямым моральным следствием из такого понимания элиты является известная формула — «всякая власть развращает, абсолютная же власть развращает абсолютно». Согласно теории Моски, кто бы вами ни правил, скорее всего, это будут худшие представители рода человеческого.

Практически полезной будет лишь та социальная теория, которая вместо «политических организаций», создаваемых правящими классами, начнет наконец изучать сами правящие классы:
Ключ ко многим великим тайнам истории, точное знание первопричин, детерминирующих расцвет или упадок великих человеческих цивилизаций, нужно искать прежде всего, изучая правящие классы… Только при таком условии история сможет каким-то образом стать учительницей жизни и сможет преподать уроки тем, кто управляет судьбами наций [Рахшмир, 2001, с. 25].

Необходимость руководствоваться во всех действиях интересами престижа, поддержания своей репутации в среде властвующей элиты накладывает на ее представителей жесткое ограничение: морально то, что идет на пользу своей группировке — и уже потом всей властвующей элите. Умение заводить связи и закулисно решать вопросы — вот единственный навык, требующийся этим людям; все остальное (культура, интеллект, интерес к наукам) мешает делу и, хотя явно не запрещено, не одобряется в рамках корпоративной этики. Как следствие, средний представитель элиты — посредственность, вознесенная на вершины власти лишь принадлежностью к той или иной группировке. Вне ее он никто:
Если мы возьмем сотню наиболее могущественных американцев, сотню самых богатых, сотню самых знаменитых и лишим их позиций, которые они занимают в главенствующих социальных институтах, отнимем у них людские и денежные ресурсы, которыми они распоряжаются, средства массовой рекламы, которые ныне работают преимущественно на них, — они окажутся безвластными, безвестными и бедными [Mills, 1956, p. 10].

Вы наверняка слышали расхожую цитату из Клаузевица: «Война — это продолжение политики другими средствами». В оригинале она звучит еще значительнее: «с прибавлением иных средств». Для Клаузевица война (в которой он хорошо разбирался) была высшей формой политики (в которой он разбирался значительно хуже). Но, на наш взгляд, дело обстоит прямо противоположным образом: война — это упрощение политики, сведение ее к ограниченному набору средств, благодаря чему она и становится относительно понятной.
Настоящая политика (которая и представляет собой борьбу за власть между властными группировками) намного сложнее и военных действий, и даже публичной политики (которую принято анализировать в рамках политологии).