Завтра была война. Обелиск

Последние строчки Искра читала как сквозь мутные стекла: слезы застилали глаза. Но она не плакала и не заплакала, дочитав. Медленно положила письмо на стол, бережно разгладила его и, уронив руки, долго сидела не шевелясь. Что-то надорвалось в ней, какая-то струна. И боль от этой лопнувшей струны была совсем взрослой — тоскливой и безнадежной. Она была старше самой Искры, эта новая ее боль.

...надо готовить жить, а не тренироваться страдать.

Хороший друг, верный товарищ всегда говорит правду, как бы горька она ни была. Не жалеть надо — жалость обманчива и слезлива, — а всегда оставаться принципиальным человеком. Всегда!

Истина не должна превращаться в догму, она обязана все время испытываться на прочность и целесообразность.

По ночам я все чаще и чаще слышу всхлипы собственного сердца: оно уморилось. Устало болеть.

Мы были молоды, а незнания молодости восполняются верой в собственное бессмертие.

Если рос, бывало, смышленый парнишка, хорошо учился, что о нем говорили взрослые? Вырастет — учителем будет. И это было высшей похвалой.

Ведь случается так, что все работают вместе, по одним правилам, кажется, и по уму все равны. А когда жизнь разбросает в разные стороны, разведет по своим стежкам-дорожкам и кто-то вдруг неожиданно выдвинется, мы удивляемся: смотри-ка, а был ведь как и все. Кажется, и не умнее других. А как выскочил!

юность-всегда борьба желания со страхом

– Как вы рассматриваете заключение Договора о ненападении с фашистской Германией?
...
– Я рассматриваю это как большую победу советской дипломатии. Мы связали руки самому агрессивному государству мира.