iPhuck 10

Для тех, кто не в курсе российских дел, придется объяснить, кто у нас Государь. Когда в конце тридцатых восстанавливали монархию, никто даже не рассматривал традиционных претендентов на престол, все еще живущих где-то в Европе, всерьез. Это была эпоха дизайнерских деток, наука казалась всесильной, и российские генетики были уверены, что сумеют создать идеального в генетическом отношении монарха.
Поставленная перед ними задача была непроста.
Человеческий зародыш проходит в своем развитии разные фазы всеобщей эволюции; вот так же и монарх, по мысли создателей, должен был воплощать в себе все противоречивые, взаимоисключающие, но равно славные ступени отечественной истории.
Для обеспечения символической преемственности эпох следовало соединить в конечном продукте лучшие гены старого российского дворянства с наследственным материалом самой нажористой советской номенклатуры. Кроме того, букет DNA должен был связать будущего самодержца с наиболее выпуклым и ярким в российском культурном наследии – тоже, в идеале, из разных исторических периодов.
После бурных событий двадцатых и тридцатых выбирать было особенно не из чего – живых носителей подходящей DNA практически не осталось. Точный состав генома никогда не предавался официальной огласке – это гостайна. Но, по анонимно слитой в сеть информации, главным источником генетического материала (тридцать восемь процентов) стали волосы из левого уса кинематографического титана Никиты Михалкова, сохранившиеся в качестве вещественного доказательства в архиве Министерства госбезопасности.
Остальные проценты были заполнены тщательно подобранными сегментами генома европейских, китайских и абиссинских династий, а также элементами кода Четырех Великих Матерей, сделавшими будущего императора галахическим евреем (понятно, по новой DNA-Галахе – с нее все и рисовали). Это было предпринято для улучшения шансов на династические браки и наследование, и вообще для повышения международной легитимности.
Кроме того – хоть у нас про это не вспоминают – технически наш император еще и негр: не черный, конечно, а квадрупл-милк-кофе, так что наметанный американский глаз сразу заценивает diversity, а небрежный русский не замечает ничего. Мудрый подход – ни в антисемитизме, ни в белом шовинизме правящий дом пока не обвиняли.
Получившийся государь вышел приятным на вид кучерявым толстяком, характер имел добрый и мягкий, вот только любил стрелять из нагана ворон и кошек. Закон «Об Императорской Фамилии» и принимали в основном для того, чтобы пресса держалась подальше от подобных жареных фактов (ну или слухов). Иной необходимости не было – родственники у императора отсутствовали.
Было только двенадцать клонов, выращенных и воспитанных вместе в специальном классе Пажеского корпуса.
Обсуждение этого обстоятельства, а также сплетни про образ жизни теневых Государей не приветствовались. Но, когда самолет Аркадия Первого сбили дроны Халифата и трон занял совершенно неотличимый Аркадий Второй, о существовании дублеров узнали, конечно, все. Генетическое дублирование Высочайших Особ было признано мудрой государственной политикой.
Аркадий Второй женился на балерине, Аркадий Третий умер от гемофилии, Аркадий Четвертый отрекся в пользу Аркадия Пятого, а допившегося до цирроза Аркадия Пятого уже в зрелом возрасте сменил нынешний государь, Аркадий Шестой. И у всех были одни и те же привычки, как могли убедиться вороны и кошки в окрестностях Малого дворца на Рублевке. При этом даже сейчас на запасном пути у нас стоит аж целых шесть пожилых бронепоездов, так что никакой террор нам по большому счету не страшен.
Я искренне считаю, что монархия – весьма полезный институт, особенно в наше смутное время. Ведь чем отличается монархия от так называемой «представительной демократии»? Тем, что в худшем случае монархию на время возглавит один – только один – дурной человек. А в так называемой «представительной демократии» наверху всегда будет кишеть сотня омерзительных червей-сенаторов, у каждого из которых – своя гнусная повестка и штат на все готовых информационных говночерпиев. Как говорили раньше, монарх может оказаться хорошим парнем чисто случайно. Политик – ни за что.

«Она опять пришла в офис в мини-юбке. Еще выше, чем на прошлой неделе – так, что несколько сантиметров не тронутой загаром розовой кожи как бы демонстрировали ее интимную обнаженность, хотя формально все оставалось в рамках дозволенного. Я пытался не обращать на нее внимания, но вскоре стало ясно, что из всех присутствующих она выбрала для своих харасментов именно меня.
Каждый раз, проходя мимо моего стола, она останавливалась подтянуть чулки. При этом она нагибалась так, что ее практически обнаженные выпяченные ягодицы с тонкой полоской утонувших в плоти стрингов касались лежащих на краю стола бумаг. Минуту она возилась с левым чулком, еще минуту с правым, а потом поднимала голову и улыбалась хирургически утолщенными губами, ложно сообщающими моему подсознанию о максимальной фертильности.
Я понимал, конечно, что эта изощренная атака направлена не на мою социально ответственную личность. Она целила в древнейшие слои мозга, в те формировавшиеся миллионами лет зоны, для которых подобное поведение означало только одно – приглашение к немедленному спариванию.
О, как остро ощущал я трагическую двойственность мужской природы! На одной стороне был я, сознательный член общества – а на другой, простите за плохой каламбур, был член бессознательный. Уже дымил мозг, уже пылал биологический бикфордов шнур, к которому это злобное существо подносило бестрепетной рукой факел… Сжав зубы, я опустил глаза в стол – и тут до моего обоняния донесся слабый цветочный запах, смешанный с какой-то кружащей голову субстанцией…
Феромоны. Летучие вещества, элементы внешней женской секреции, уверяющие мозг самца, что наступил идеальный момент для передачи генома. Они действуют прямо на рептильные мозговые структуры с одной целью – вызвать волну неконтролируемого желания: природа как бы вырывает у сапиенса рычаги и передает их древнему инстинкту, чтобы тот, наплевав на человеческие условности, срочно позаботился о продолжении рода…
Я не знал в то время, что феромоны добавляют в духи совершенно легально. Их концентрация в воздухе над моим столом была чудовищной, никогда не встречающейся в живой природе. Видеокамера на стене наблюдала корректного офисного клерка, перекладывающего бумаги с места на место, но животная половина моего мозга была уверена, что я потрясаю своим метафорическим копьем у ночного костра, а вокруг бесстыдно пляшет сотня готовых к спариванию самок, опрыскивающих меня выделениями своих анальных желез.
Зажав нос рукой, я стал дышать ртом – но было поздно. Мои зубы скрипнули, и острая боль пронзила тело. Я издал сдавленный стон.
Все это время моя простата получала от мозга команды приготовиться к продолжению рода – и выполнила наконец свою биологическую функцию. Но где было крохотному кусочку мужской плоти, наивно рапортующему о том, что задание природы выполнено, понять изворотливое коварство, увлекшее его в западню? Как описать это заключенное в тесную тюрьму пламя, эту зубную боль живота, эту воткнутую в самое беззащитное место мужского существа раскаленную пику…
Неужели все сойдет ей с рук?
Нет, сказал я себе. Она хочет толкнуть меня на безрассудство, а потом завести в суде эту хитрую песню о том, что женщина-де может одеваться и пахнуть как хочет… У себя дома – да! Но не в общественном месте! Ей не удастся спровоцировать меня на безумство – но завтра же я найду адвоката и попробую узнать, действительно ли справедливость в нашем обществе…»