Диалоги об Атлантиде

Такова ли природа добра, что, будучи между злом и добром, мы любим добро по причине зла, а само ради себя оно нисколько не требуется?

Закон постановляется, думаю, для пользы, но иногда он и вредит, если худо постановляется.

Итак, кто хочет привести в хорошее состояние головные и другие органы, тот должен прежде и более всего врачевать душу: но врачевать её, друг мой, надобно некоторыми приговорами, продолжал он; а эти приговоры — прекрасные речи. Действием их вселяется в душу рассудительность: а когда она вселена в неё и присуща ей; тогда уже легко бывает доставить здоровье и голове, и другим частям тела.

Ведь кто, любезный Алкивиад, имеет власть делать, что хочет, а ума не имеет, тот — частное ли это лицо, или город — до чего должен дойти? До чего дойдет больной, которому дана власть делать, что угодно, а способность врачевания не дана, — больной, который так тиранствует, что никто не может и укорить его? Не разрушится ли, как и следует, его тело?

Бедный Алкивиад! как жалко твое состояние! Я не решился бы и назвать его, но так как мы — одни, скажу. Ведь ты находишься в самом постыдном невежестве, мой добрый друг: в этом обличает тебя и твоя речь, и ты сам. Потому-то, стало быть, не выучившись, и скачешь к делам общественным. Впрочем, ты не один страдаешь такою болезнию; между людьми, несущими гражданские обязанности, есть много подобных тебе: исключить должно разве некоторых и, может быть, твоего опекуна Перикла.

Если кто, вопреки предопределенным для болезней срокам, будет портить его лекарствами, болезни легко обращаются из малых в большие и из редких в частые. Потому на все подобные явления надо действовать мерами диететическими, насколько позволяет это нам время, а не раздражать лекарствами и без того упорное зло.

Надобно согласиться, что болезнь души есть безумие; безумие же бывает двух родов: один — бешенство, другой — глупость. Итак, всё, что человек испытывает под влиянием того или другого страдания, следует называть болезнию.