Конь с розовой гривой. Рассказы

И я завыл. Сначала тихонько, по-щенячьи, затем и в полный голос.

– Так я и знала! Так я и знала! – проснулась и заворчала бабушка. – Я ли тебе, язвило бы тебя в душу и в печёнки, не говорила: «Не студися, не студися!» – повысила она голос. – Так он ведь умнее всех! Он бабушку послушат? Он добрым словам воньмёт? Загибат теперь! Загибат, худа немочь! Мольчи лучше! Мольчи! – Бабушка поднялась с кровати, присела, схватившись за поясницу. Собственная боль действует на неё усмиряюще. – И меня загибат…

Фотографу, конечно же, в доме Чехова – самое подходящее место. Там его и разговором умным займут, и водочкой городской, если потребуется, угостят, и книжку почитать из шкафа достанут.

Вздохнул облегчённо учитель. Ученики вздохнули. Село вздохнуло – все переживали. Всем хотелось угодить фотографу, чтобы оценил он заботу о нём и снимал бы ребят как полагается, хорошо снимал.

Фотограф прибыл за полдень, и по этому случаю занятия в школе были прерваны.

Из города на подводе приехал фотограф!

И не просто так приехал, по делу – приехал фотографировать.

– Ах рученьки мои, рученьки! – тихонько причитает бабушка. – И куда же мне вас положить? И чем же мне вас натереть?…

– Баб, а баб! Давай нашатырным спиртом? – Я не люблю нашатырный спирт – от него щиплет глаза, дерёт в носу, но ради бабушки готов стерпеть всё.

– Ты ещё не угомонился? – откликается бабушка. – Спи давай. Без соплей мокро! Фершал нашёлся!..

Витька-титька – королёк,

Съел у бабушки пирог!

Бабушка ругается,

Витька отпирается!.. –

подыгрывая себе пестиком, грянул Санька.

Я так спешил домой, так возгорелся заранее той радостью, которая, я знал, была сегодня в нашей избе, а тут меня окатили песней этой насчёт пирога, который я и в самом деле как-то унёс и с этим же Санькой-живоглотом разделил. Но когда это было! Я уж давно раскаялся в содеянном, искупил вину. Но нет мне покоя от песни клятой ни зимой, ни летом.

И когда мы начали убирать капусту, Санька такие мешки на себе таскал, что дед не выдержал, укорил бабушку:

– Ровно на коня валишь! Ребёнок все же!

Слово «ребёнок» по отношению к Саньке звучало неубедительно как-то, бабушка, конечно же, дала деду ответ в том духе, что своих детей он сроду не жалел, чужие всегда ему были милее, и что каторжанца этого и жигана, Саньку, он балует больше, чем родного внука – меня, значит, – но вилков в мешок бросала поменьше.

Санька в курсе всех наших хозяйственных дел и готов трудиться где угодно, только чтоб в школу не ходить. Ему «неуды» за поведение ставят, и учитель домой записки пишет. Прочитавши записку, тётка Васеня беспомощно хлопала глазами или гонялась с железной клюкой за Санькой. Дядя Левонтий, если трезвый, показывал сыну руки в очугунелых мозолях, пытался своим жизненным примером убедить, как тяжело приходится добывать хлеб малограмотному человеку.