Книги, которые заинтересовали.
- 3 763 книги
Ваша оценка4
(1)
The Well-Ordered Police State: Social and Institutional Change Through Law in the Germanies and Russia, 1600-1800
Рейтинг LiveLib
4,0
1 оценка
- 50%
- 4100%
- 30%
- 20%
- 10%
Ваша оценкаПрочитали 1Хотят прочитать 2
Рецензии
red_star12 января 2023 г.État bien policé
Читать далееТы прочь гони соблазны
Усвой закон негласный
Иди, мой друг, всегда иди
Дорогою добра!Ю. Энтин, 1983, "Дорогою добра"
Работа общего характера, на которую любят ссылаться в предисловиях специальных исследований. С тех пор как отменили классиков социальной теории (и не нашли им адекватной замены), исследователи явно испытывают некоторое замешательство, пытаясь заполнить этот традиционный раздел введения – база вроде бы нужна, но лучше бы размытая, неопределенная, чтобы вопросов вызывала меньше.
В этом плане книга Раева очень хорошо подходит – сборник из трех эссе, в которых автор аккуратно, но без опоры на первичные источники (ну, почти без нее), рассуждает об эволюции представлений о хорошо управляемом государстве и об эволюции самого аппарата государства в Западной Европе (и уже – в Германиях) и России в XVI-XIX веках. Такой источник так и хочется вставить во введение любого исследования о российских окраинах в описываемый период, что, собственно, авторы и делают.
Общие работы вызывают у меня смешанные чувства – их заранее известные ограничения подсказывают мне, что прорыва от них ждать не стоит, с другой стороны с необъяснимым постоянством я продолжаю что-то в них искать. В этом плане работа Раева хороша – нового в ней только взгляд (да и то, новый, так сказать ретроспективно, для 1980-х), но автор заранее описывает все ограничения, берет ответственность за сложности интерпретации и не забывает про то, что пишет именно эссе.
В итоге у нас рассказ о том, как коллапс социальных институтов католической церкви после Реформации привел к тому, что в Германиях (хороший термин для лоскутного одеяла Священной Римской империи) светские власти взяли на себя регулирование таких вопросов, которыми до этого никогда не занимались. Это на фоне экономических изменений (умеренного роста в сельском хозяйстве и переформатирования городской экономики вкупе с ростом промышленности) привело к взрывному росту законотворческой активности. Каждое более-менее серьезное княжество или королевство запустило печатный станок, выпуская десятки регламентов, который описывали правильное поведение людей/сообществ в различных ситуациях. Мне показался любопытным именно описанный автором переход от запрещающих предписаний в духе известной классификации Борхеса к исправляющей, направляющей даже манере.
Автор призывает видеть в этой машине полицейского государства не реально функционирующего Голема, а лишь отражение представления о том, как должно было выглядеть правильно организованное государство. Интересна тут именно культура повторения – регламенты и прочие нормативные документы время от времени издавались заново, о них напоминали и еще раз напоминали. Здесь есть любопытное пересечение со Скоттом – его песнь о нормальном дереве становится чуть менее грустной, ведь во многом регламенты пытались лишь направить в правильном, по их мнению, направлении, а не меняли мир как таковой.
Раев считает, что представление это сыграло диалектическую роль – метод превратился в цель, регламенты не стали жесткой рамкой, но задали правильную модель поведения, которая позволила произвести отрыв и начать самоподдерживающийся экономический рост. Эта часть эссе самая слабая – все это уже совсем слабообоснованные фантазии, особенно если взять во внимание, что Раев считает результатом создание западного образца государства всеобщего благоденствия второй половины XX века, а государства этого и след уже простыл (после распада СССР необходимость в поддержании его для Запада отпала). Но эти рассуждения в стиле wishful thinking не очень портят книгу, наоборот, видно как далеко откатились мы за сорок лет.
Самая интересная, на мой взгляд, часть – это эссе о переносе практики хорошо управляемого государства на российскую почву Петром I и Екатериной II. Любопытна она, будем честны, не рассказом о том, что какие-то практики плохо приживались из-за отсутствия в России полуавтономных организаций, которые, якобы, были агентами изменений на Западе. Эти благоглупости из 80-х привели к тому, что мы имеем за окном, вызывают скупую слезу сожаления и не более того. Нет, интересно тут то, что автор понимает дискретность восприятия – Петр не пытался внедрить в России европейские практики как таковые, он применял то, что увидел в конце XVII века в Европе в виде готового продукта, без эволюционных стадий и условностей. Это, с одной стороны, перекликается с преимуществами отсталости Гершенкрона , а с другой стороны могло бы кому-то еще в 80-х подсказать, что шоковая терапия и переход рынку мало что дадут, ведь сделано это было именно в петровской манере – без эволюционных стадий, в виде готового продукта. И с таким же катастрофическим результатом для населения.
Любопытно было и читать про то, что отставание от европейских практик ко времени Екатерины II выросло – при Петре в Европе представление о хорошо управляемом государстве только складывалось, он перенял продукт в момент его относительной готовности, но с разницей всего в несколько десятилетий, а ко времени Екатерины II та самая рамка в Европе стала приносить свои плоды, тогда как в России оставалась законодательной фикцией.
Во многом книга даже не о полицейском государстве как таковом, а о сложностях переноса практик через культурные барьеры. В России идея хорошего управления дала свои, непредсказуемые результаты, где процесс тоже стал целью, а хроническая нехватка персонала видоизменила некоторые европейские практики до неузнаваемости. И то, что было этапом в Европе, временной рамкой для созревания производительных сил, стало в некотором смысле основой петербургской империи, вплоть до ее краха в 1917-м. Таки пишет об этом в книге о Дунайских княжествах, тут трудно с ним не согласиться – российские чиновники, создавая что-то вроде конституций Валахии и Молдавии, насытили их такими подробностями, что кажутся странными для современных законов, но были понятны и очевидны для людей, создающих идеальный государственный механизм. Таким, каким он им казался в их логике Просвещения через дисциплину и раскрытие бесконечного мира производительности.
39507