Где-то гремит война. Звездопад

Но ведь тому, кто любил и был любим, счастьем, есть и сама память о любви, тоска по ней и раздумья о том, что где-то есть человек, тоже об тебе думающий, и, может, в жизни этой суетной, трудной и ему становится легче средь серых будней, когда он вспомнит молодость свою — ведь в памяти друг дружки мы так навсегда и останемся молодыми и счастливыми.

Я вот пить бросил уже, скоро курить, поди-ка, брошу и вообще бог знает до чего могу докатиться по причине влюбленности.

«Хорошо», — говорили врачи и уходили. Но я уже знал, что, если врачи говорят «хорошо», это значит плохо.

«Вот это девка! — восхитился я. — Вот что значит культурное воспитание! Хочет есть и ест, а коснись деревенщины — изжеманится вся: „Да что вы! Да я не хочу! Да я вообще винегрет не употребляю…“»

— Мама, а Мишка обманывает меня и балуется, — капризно пожаловалась Лида и надула губы.
— Это ж основная обязанность мужчин, доченька, — обманывать и баловаться.

Ну вот и точка. Больше я никогда не видел Лиду наяву, и больше мне нечего рассказать о своей любви. В книгах часто случаются нечаянные встречи, а у меня и этого не было.

Дурной совет давала мне Ирочка: петь громче, чем, мол, громче, тем шибчей проймет. И что она понимает в искусстве! Ей только бы с офицерами в уголочке шушукаться. И как она в культурницы попала?

Она была обыкновенная, эта любовь, и в то же время самая необыкновенная, такой, какой ни у кого и никогда не было, да и не будет, пожалуй. Один поэт сказал: «Любовь — старая штука, но каждое сердце обновляет её по-своему»

Но очень уж большая земля-то наша — российская. Утеряешь человека и не вдруг найдешь.