Batman Apollo

В зале стало почти светло — теперь я видел глубокие кожаные кресла, камин, два массивных письменных стола, ковры на полу, диваны и книжные шкафы вдоль стен. Это была обстановка английского manor house. Собранные здесь вещи были разделены такими объемами пространства, что зал казался почти пустым. И — по этой самой причине — невероятно роскошным: ведь о преуспеянии в наши дни свидетельствуют не столько собранные в человеческом жилище материальные объекты, сколько расстояния между ними. Даже в обычных бетонных сотах пустое место стоит куда дороже того, чем его заполняют, включая людей…

— У мусульман пророк! У евреев богоизбранность! У американцев свобода! У китайцев пять тысяч лет истории! А у нас ничего нет. Ничего вообще, за что нормально оскорбиться можно. Пятьдесят миллионов положили — и не считается. Наоборот! Нам еще и говорят — а ну повинились по-бырому перед английской разведкой! Вот как западные халдеи работают! А вы… Сколько лет уже ничего в ответ выдать не можете! Даже в тактических вопросах тонем. Просрали все дискурса. Россия не в состоянии изготовить ни одного ударного симулякра, способного конкурировать на информационном поле боя с зарубежными образцами… Ни од-но-го! Позор! Мне вам что, горло порвать и кровь выпить, чтоб вы поняли, как все серьезно?
— Работаем, — еле слышно сказал Калдавашкин.

Небытие – самый светлый проблеск в человеческой жизни. Что происходит, когда человек просыпается ночью и испуганно думает, что пора на работу – а потом смотрит на часы и видит, что до утра еще далеко? Он испытывает счастье. Можно спать еще три часа! Почему он с таким облегчением валится на подушки? Да просто потому, что у него есть возможность исчезнуть еще на несколько часов. Перестать быть последовательностью этих истекающих болью «я». Но даже сон без сновидений не является свободой – это просто завод пружины перед новым рабочим днем на фабрике страдания.

Этот мир — мир страдания <...> Любая радость в нем мимолетна. Она берет начало в боли и растворяется в ней. Но люди находятся в постоянном окружении образов счастья. Ритуал потребления учит человека изображать восторг от того, что по сути является навязанной ему суетой и мукой. Все массовое искусство обрывается happy-end'ом, который обманчиво продлевает счастье в вечность. Все другие шаблоны запрещены. Вроде и дураку понятно, что за следующим поворотом дороги — старость и смерть. Но дураку не дают задуматься, потому что образы радости и успеха бомбардируют его со всех сторон...

— Я не делаю провальных инвестиций, — сказал Кедаев. — Финансирование бессмысленно.
— Почему? — спросила темнота.
— Потому, что русского человека сегодня невозможно развести на нужную форму протеста. Он нутром чует — от борьбы на предлагаемом фронте ни суть, ни качество его жизни в лучшую сторону не изменятся. А вот хуже все стать может.
— Русская жизнь жутка, — сказала темнота.
— Жутка, — согласился Кедаев. — Но давайте говорить честно, единственное, что могут предложить человеку нынешние политактивисты — это ежедневное потребление исходящего от них ментального форшмака. И еще, может быть, судимость. Кроме доступа к этим острым блюдам, протест не принесет ничего. Даже если допустить, что страна не развалится на обломки, перестреливающиеся в прямом эфире… Ну что даст победа оппозиции? Не нам, тут все понятно, а плебсу? При коммунизме это был доступ к западному типу потребления. Они его получили. А сегодня?
— Возможность политического самовыражения, — сказала темнота.
— А что они выражать-то будут? Что денег нет? Так кто ж им даст.
— А чувство собственного достоинства? — не сдавалась темнота.
— Какое достоинство, когда денег нет? Когда нет денег, может быть только злоба на тех, у кого они есть. Вот как тут у некоторых шотландских пацанов…
За столом раздался электронный смех.
— Брать головы на абордаж сегодня бесполезно, — продолжал Кедаев. — Любой дурак понимает, что при самом позитивном для оргкомитета исходе борьбы рядовой пехотинец точно так же низкобюджетно сдохнет в своей бетонной дыре. И это, повторяю, в самом лучшем случае. Если его не зарежут на фридом-байрам.
— Мы можем убедить людей, что все изменится.
Теперь электронно засмеялся Кедаев.
— Вряд ли. Всем ясно, что изменятся только доносящиеся из ящика слова. И не сами слова, а просто их последовательности. И еще список бенефициаров режима на сайте «компромат.ру». Возможно, мы в нем будем несколькими строчками выше. Но ни одного пехотинца там не будет все равно. Кого мы убедим рисковать за это жизнью и свободой? Даже самих себя не убедим. Нереально. Но пасаран! Поэтому но финансан.