Нікелеві хлопці

На него накатили чувства – захотелось купить ей цветов, как в ту пору, когда они только начали встречаться. С того дня, как он впервые ее увидел на благотворительном вечере в Хейл-Хаусе, когда она заполняла лотерейные билеты своим аккуратным почерком, минуло уже восемь лет. Так ведь и поступают нормальные мужья – покупают цветы без повода? Он уже столько лет назад вырвался из той школы, а все еще ежедневно тратил немало времени на то, чтобы разгадать повадки нормальных людей. Тех, у кого было счастливое детство, трехразовое питание, поцелуй перед сном, тех, кто понятия не имел о Белом доме, Закоулке влюбленных и белых окружных судьях, приговаривающих тебя к аду.Она опаздывала. Если поторопиться, еще можно добежать до Бродвея и купить дешевый букетик в корейском магазинчике, пока она не пришла.

– За что это? – спросит она.За то, что ты и есть мой вольный мир.

Надо было подумать о цветах раньше – когда он проходил мимо магазинчика по соседству с офисом или когда поднимался из метро, потому что ровно в ту секунду она сказала: «Вот он где, мой красавчик-муж», и вечернее свидание началось.

Зрители поднимались на цыпочки, упирались животами в полицейские деревянные ограждения синего цвета, которые обычно выставляет полиция во время массовых забегов, протестов, президентских выступлений. Они толкались в поисках лучшей точки обзора, забирались на плечи отцам и бойфрендам. Вой сирен, свистки зрителей, старые мелодии в стиле калипсо, рвущиеся из бумбоксов, – все слилось воедино, как и крики «Вперед!», «Ты сможешь!», «Поднажми!». Ветер приносил запах то хот-догов из передвижного кафе «Сабретт» неподалеку, то волосатых подмышек девушки в коротком топе, стоявшей рядом. Если вспомнить ночи в Никеле, когда тишину нарушали лишь возня насекомых да чьи-нибудь всхлипы, диву даешься, что можно вот так спать в одной комнате с шестью десятками мальчишек и чувствовать себя единственным человеком на земле: кругом полно народу – и в то же время совсем никого. Но тут ты находился в самой гуще толпы, и каким-то чудом тебе хотелось не придушить окружающих, а обнять. Целый город бедняков и жителей Парк-авеню, черных и белых, пуэрториканцев – тех, что стоят на обочине с плакатами и национальными флагами и приветствуют людей, которые еще накануне соперничали с ними у касс «Эй-энд-Пи», занимали последнее свободное место в вагоне метро или плелись впереди по тротуару со скоростью черепахи. Конкурировали с ними за квартиру, школу, да даже за сам воздух. На несколько часов вся эта кровная, лелеемая сердцем вражда забывалась, когда одни восхищались выносливостью других и искренне им сострадали. Ты сможешь.

Вернулась Дениз.

– Слышал мои вопли? – Она отправилась на кухню и проткнула мешочек со льдом ножом для масла.

– Что?– Мне прямо под ноги кинулась крыса, и я заорала! Это была я.

Дениз, высокая гарлемская крепышка, могла бы играть в баскетбол в составе какой-нибудь женской лиги; одна из тех городских девчонок, которых ничем не запугать. Он сам видел, как она осыпает проклятиями накачанного индюка, который на улице прошептал ей вслед что-то непотребное. Подойти к обидчику вплотную она не побоялась, а при виде крысы вскрикнула, как маленькая девочка. В остальном на маленькую она ничем не походила, и потому эта сторона ее натуры изумляла всякий раз, стоило ей проявиться. Ее дом стоял на 126-й улице, рядом с пустырем, и в эти дни из-за жары и обилия мусора там ощутимо прибавилось живности. Мерзкие твари выбрались из укромных нор и сновали повсюду. Дениз рассказывала, что вчера видела крысу размером с собаку. «Она к тому же еще и гавкала!» Он предположил, что это, возможно, и была собака, но, как бы там ни было, сегодня Дениз не собиралась домой, и он был этому рад.