Chłopiec z latawcem

Все-таки афганский юмор живуч. Страшные войны прокатились по земле моей родины, был изобретен Интернет, космический робот ползает по поверхности Марса, а афганцы, как и столетия назад, по-прежнему рассказывают друг другу анекдоты про Насреддина.

Среди государств есть три настоящих мужика: Америка, Британия и Израиль.Все прочие всего лишь старые сплетницы.
Израиль был настоящим островком твердости духа, окруженным морем арабов, которые до того обалдели от бешеных нефтяных доходов, что не в силах позаботиться даже о самих себе.

Даже в собственном доме за обедом люди держали язык за зубами, и в каждом классе обязательно имелся свой стукач. Многие дети уже были обучены следить за своими родителями и знали, к каким разговорам надо прислушаться и кому донести.

И на мне, и на отце лежал грех предательства. Только я-то не совершил ничего, чтобы свой грех искупить, только усугубил его. Не бессонницу же считать искуплением.

В трудные времена людям нужны выдуманные истории чтобы отвлечься.

Воспоминание живет во мне, будто заключенный в прочную оболочку кусочек счастья...

Я читаю Хасану какую-то книгу и ни с того ни с сего вдруг начинаю сочинять за автора. Страницы-то я перелистываю регулярно, но излагаю свое, а не напечатанное. Хасан этого не замечает. Ведь для него каждая страница-непостижимая тайнопись, ключ от которой в моих руках.

Меня и Хасана вскормила одна женщина. Свои первые шаги мы сделали на одной и той же лужайке на одном и том же дворе. И под одной крышей мы произнесли наши первые слова.
Я сказал: "Баба".
Он сказал: "Амир". Произнес мое имя.
Оглядываясь теперь назад, я вижу: эти наши первые слова заложили основы всего, что случилось зимой 1975 года. По ним все и исполнилось.

Обрести и потерять вновь всегда больнее, чем не иметь вовсе.

– Ты же не умеешь плавать.
– Это ведь сон, Амир-ага, а во сне ты все умеешь.