Вулканы, любовь и прочие бедствия

Извержения не случаются ни с того ни с чего, без предупреждения. У них всегда бывает подготовительный период, ясные и логичные причины.

Я прочитала о скорби как о любом другом заболевании и узнала, что она — квест, процесс, который должен идти своим чередом.

Любить — значит жить в постоянным страхе.

Что невыносимо в СМИ во время природных катаклизмов, так это их ненасытность катастрофами и трагедиями, потакание самым низменным инстинктам толпы: страху и сентиментальности.

Мы — потомки выживших, в генах у нас огонь, пепел и голод. Мы не отвечаем за себя — просто огонь влечёт нас, как ночных бабочек.

Действующие вулканы в других уголках мира — угроза, чудовища. Филиппинцы и индонезийцы боятся вулканов, ненавидят их, а исландцы именами самых опасных огнедышащих гор называют своих детей, словно в честь любимых темпераментных родственников. Никто никогда не давал ребёнку имя Тамбора или Кракатау, а в Исландии на каждом шагу попадаются маленькие Геклы да Катлы.

Люди могут бороться с самыми немыслимыми вещами, но по ним это не заметно, и при этом они продолжают ездить на работу, покупать продукты, чистить зубы, хотя для них было бы логичнее целый день задыхаться от страха, скорчившись в кровати.

Но бывают вещи и похуже, чем просто лежать рядом и делать вид, будто спишь.

Готовишься к настоящей катастрофе, к бедствию, а потом выясняется, что беспокоиться надо о канализационных трубах.

Я не говорю ему правды. Не говорю, что сегодня мир рухнул, что той жизни, которая ему знакома, больше нет, я обратила её в ложь.