Осень империи. Дневники Константина Романова

"По Амуру живет очень насмешливый народ, - писал А.С. Суворину 27 июня 1890 года из Благовещенска А.П. Чехов, - все смеются, что Россия хлопочет о Болгарии, которая гроша медного не стоит, и совсем забыла об Амуре. Нерасчетливо и неумно."

И странно: простой народ вовсе мне не так дорог. Он становится мне мил только облаченный в солдатский мундир (10 августа 1886 г.)

Безумием было бы утверждать, что землепашец процветает, сравнив его избу с дворянской усадьбой, его зипун с шубой волостного писаря, его похлебку с обедом гвардейского поручика. Государство как будто нарочно не желало, чтобы большинство его жителей перекочевало из допетровской эпохи в XIX век.

Митя передал мне, что с тех пор, как расстался с полком, на него часто находит безотчетная тоска, доходящая до такой степени, что он иногда горько плачет (13 августа 1904 г.)

Николай Константинович всю жизнь волочился за юбками, Константин Константинович первое место отдавал мужской красоте, Дмитрий Константинович любил только лошадей.

«Помимо своей замечательной красоты, – характеризует Александру Иосифовну в начале 1860-х годов Е. Феоктистов, – производила она впечатление порядочной дуры».

Отчего это у Достоевского всегда выводятся люди не как все, а какие-то необыкновенные, не то больные, не то сумасшедшие, а вместе с тем их чувства и мысли нам так знакомы и близки?

Я люблю Достоевского за его чистое детское сердце, за глубокую веру и наблюдательный ум. Кроме того, в нем есть что-то таинственное, он постиг что-то, чего мы не знаем.

А в лирике, кажется мне, надо именно более чувствовать, чем думать.

Меня окружили женщины. Я их, видимо, интересовал. Они мне говорили, что я красив, хорош; трогали меня, жались. Одна совсем села на меня, положила руки на мои плечи, мое колено находилось между ее ног - и я не чувствовал никакой похоти или страсти.