Шабатон. Субботний год

Может, и права была мать – незачем ворошить прошлое. А может, и неправа, потому что невозможно жить без твердой почвы под ногами. Невозможно выстроить надежное здание на болоте, на зыбучих песках. Уж кому-кому, а специалисту по сопромату эта истина должна быть предельно ясна.

...после колымского прииска и тюрьмы «Серпантинка» даже ад – санаторий…

Так мой папа стал анархистом. Почему именно анархистом, а не либералом или социалистом?
– Молодежь любит радикализм, – улыбнулась Нина.
– Именно! – воскликнул хозяин. – Поэтому среди студентов почти не было ни консерваторов, ни либералов. Первые – для стариков, а вторые безнадежно скучны. А быть социалистом попросту безвкусно. Не зря потом из них вылупились фашисты.

...постепенно утратил облик ночного кошмара, превратившись в незначительную ненужность, неведомо зачем торчащую где-то на обочине жизни.

Дело именно в этом – в спокойствии материала души, в чувстве равновесия, в сознании внутренней прочности и сопротивляемости на излом. Потому что сомнение – та же трещина, а неопределенность – тот же скрытый дефект. Уж кто-кто, а специалист по сопромату доктор Островски понимает, насколько опасны подобные вещи…

– Бразильцы играют лучше, – сказал он. – Но разве мы болеем за тех, кто лучше? Мы болеем за тех, кто ближе.

На другом конце провода кто-то криком кричал в микрофон, явно не рассчитывая услышать ответ...

У вас очень сильная и очень злая память.

– Хорошо, – сказал Игаль. – Постараюсь подъехать часа через два.
– Вот-вот, постарайся, – отозвалась Нина. – Только одна просьба. Ты не мог бы надеть те же голубенькие трусики, которые были в прошлый раз?
– Фак ю! – рявкнул доктор Островски.
Госпожа Брандт рассмеялась.
– А вот это предложение будет учтено и изучено. Обещаю…
Игаль повесил трубку.