Чародей

Philosophy is something to apply to outsiders, not to friends.
Философию следует применять к другим людям, но не к друзьям. (Перевод by Booksniffer)

Доктор сказал, что я «слабенький» и обращаться со мной следует соответственно; скарлатина оставила мне на память подозрительные шумы в сердце и значительную потерю слуха в левом ухе. В общем-то, я легко отделался после ужасной и коварной болезни, но мне ни в коем случае не следует переутомляться.
Этот вердикт коренным образом повлиял на мое будущее, ибо тот, кто объявляет ребенка «слабеньким», коронует и миропомазывает тирана.

Мне самому доводилось играть роль глупца под множеством личин, и потому я чувствую некое сродство с дураками, хоть и пытаюсь держаться подальше от их глупости, чтобы не заразиться. Ибо глупость – такая инфекция, на которую хваленая наука доктора ни разу не обращала свой циклопический глаз

Позже, когда я думал, что поумнел, я попытался выяснить, что такое на самом деле ирония, и обнаружил, что некий писатель прошлых веков в своем трактате о поэзии упоминал «иронию, как мы именуем сухую насмешку». Я считаю, что лучше «сухой насмешки» определения не придумать. Не сарказм, подобный уксусу, и не цинизм, который часто бывает голосом разочарованного идеализма; ирония прицельно освещает жизнь холодным лучом прожектора, выхватывая и увеличивая отдельные фрагменты.

О, как глуп я был! Перерос ли я наконец свою глупость? Часы в обществе Эсме, когда она карандашиком журналиста зондирует мою память и мои чувствительные места, наводят на мысль, что я стал лишь более сложно устроенным глупцом и тот глупец, каким я был в юности, все еще прячется где-то внутри.

Art is always in peril at universities, where there are so many people, young and old, who love art less than argument, and dote upon a text that provides the nutricious pemmican on which scholars love to chew.
Искусство всегда подвергается опасности в университетах, где так много людей, молодых и старых, любящих споры куда больше, чем искусство; они обожают произведения, сытные, как пеммикан, который можно жевать до бесконечности. (Перевод by Booksniffer)

приготовления к поездке составляют половину удовольствия от нее

Конечно, Хью слишком много курил, и вонючие прокуренные старые трубки наградили его одышкой. Но неужели я должен был подняться против него в крестовый поход, заставить устыдиться дурной привычки и таким образом несколько улучшить его здоровье, но обеднить его жизнь?