Записки юного врача. Морфий. Рассказы

Все-таки наша медицина — сомнительная наука, должен заметить.

Несет меня вьюга, как листок. Ну, вот, я домой приеду, а меня, чего доброго, опять повезут куда-нибудь. Так и буду летать по вьюге.

Сорок восемь дней тому назад я кончил факультет с отличием, но отличие само по себе, а грыжа сама по себе.

Считаю своим долгом съездить к нему. Если разрешите, я завтра сдам на один день отделение доктору Родовичу и съезжу к Полякову. Человек беспомощен.

И слышу, сзади меня, как верная собака, пошла она. И нежность взмыла во мне, но я задушил ее.

... Рядом стояла спутница раздражительной бессонницы, с щетиной окурков, пепельница.

Я счастлив на несколько часов. Впереди у меня сон. Надо мною луна и на ней венец. Ничто не страшно после укола.

Многие беды Булгакова происходили от чрезвычайно простой вещи: он всегда правильно оценивал происходящее. А такие люди в России обречены на неизбежные страдания.

Было бы очень хорошо, если б врач имел возможность на себе проверить многие лекарства. Совсем иное у него было бы понимание их действия.

Я вдруг вспомнил кое-какие рассказы и почему-то почувствовал злобу на Льва Толстого.
«Ему хорошо было в Ясной Поляне, — думал я, — его, небось, не возили к умирающим…»