Униженные и оскорбленные. Романы, повести

"Я так любила осень- позднюю осень, когда уже уберут хлеба, окончат все работы, когда уже в избах начнутся посиделки, когда уже все ждут зимы. Тогда все становится мрачнее, небо хмурится облаками, желтые листья стелятся тропами по краям обнажённого леса, а лес синеет, чернеет, - особенного вечером, когда спустится сырой туман и деревья мелькают из тумана, как великаны, как безобразные, страшные приведения."

Как часто, бывало, я ходил взад и вперед по комнате с бессознательным желанием, чтоб поскорей меня кто-нибудь обидел или сказал слово, которое бы можно было принять за обиду, и поскорей сорвать на чем-нибудь сердце.

Неужели можно так волноваться из-за того только, что дурной человек что-нибудь подумает? Да пусть его думает!

Ведь мне это сто раз в голову приходило. Да я все как-то не смел вам сказать. Вот и теперь вы говорю. А ведь это очень трудно ты говорить. Это, кажется, где-то у Толстого хорошо выведено: двое дали друг другу слово говорить ты, да и никак не могут и все избегают такие фразы, в которых местоимения.

Он снимает шляпу и проходит мимо, умирая, разумеется, от желания к нам присоединиться. Если же его приглашают, то он тотчас отказывается.

Вы прекрасно рассказываете, но нельзя ли рассказывать как-нибудь не так прекрасно?

Пусть мы униженные, пусть мы оскорбленные, но мы опять вместе, и пусть, пусть теперь торжествуют эти гордые и надменные, унизившие и оскорбившие нас! Пусть они бросят в нас камень! Мы пойдем рука в руку, и я скажу им: это моя дорогая, это возлюбленная дочь моя, которую вы оскорбили и унизили, но которую я, я люблю и которую благословляю во веки веков!

Он решился лучше смолчать, не заговаривать, показать, что он так себе, что он тоже так, как и все, и что положение его, сколько ему кажется по крайне мере, тоже приличное.

Перемена места - значит перемена всего!