Адепт

«Кто-то, должно быть, открыл дверь, – подумал алхимик. – Значит, я лежу не в гробу, уже хорошо…»

– Если бы не присутствие дамы, я бы ответил одним словом, – произнес россиянин, глядя на Анастасию. – К сожалению, не могу.
– Ну так я могу, – сказала девушка. – Одним словом? Задница!

Когда-то по рассеянности я купил невесте сережки семьдесят четвертой пробы и получил по морде, – сказал Батурин.
– Вы это заслужили, – ответил алхимик. – Это самая низкая разрешенная законом проба.

– Это доверенный царя, граф фон Шварц, – проинформировал шепотом Самарин. – Похоже, император примет нас неофициально, в личных покоях. Иначе нас сопровождал бы обер-камергер.
– И что это за перец?
– Кто-то типа камергера. И еще одно: в последний раз прошу тебя, думай, что говоришь.

прошли в западное крыло и через минуту остановились перед дверями с загадочной табличкой с надписью: «Петр Георгиевич Драгунов, генерал кавалерии».

Анклав живет, – тихо ответил алхимик. – Существует множество более или менее правдоподобных теорий на тему его появления и свойств, но это сфера ученых и философов. А может, теологов… А на практике лучше воспринимать его как охотничью территорию, район с чрезвычайно опасными хищниками. Никто из них не оставляет следов, к которым мы привыкли, но время от времени можно наткнуться на какую-нибудь подсказку.

Несмотря на утешительную тяжесть револьвера и алхимические вещества в закупоренных бутылках из хрусталя, Рудницкий предпочитал не думать, кому, если что, выпадет роль охотника, а кому – дичи.

Стоящая на углу улицы проститутка распахнула дорогое, скорее всего ворованное пальто, демонстрируя белые бедра и поношенное, но чудо, чистое белье. Рудницкий энергично отогнал ее тростью, пытаясь игнорировать импульс, приказывающий присмотреться к девушке повнимательней. «Самое время найти какую-нибудь милую панночку, – подумал он с грустью. – Ваша жизнь утекает между пальцев, Олаф Арнольдович, вот так-то!»

Он кивком поблагодарил солдата, закупорил бутылочку и осторожно положил ее в сумку, что висела через плечо.

"Однако из всех этих орудий смерти всплывает мысль, утешающая человечество: может быть, когда-нибудь наука изобретет устройство настолько ужасное, настолько устрашающее, настолько шокирующее человеческое существо, что всякая битва станет тщетной."